Пораженный симъ извстіемъ, Нельсонъ окаменлъ въ душ своей; не могъ ни плакать, ни жаловаться на судьбу, и былъ въ страшной безчувственности до самой той минуты, какъ ему подали слдующую записку отъ Эльмины: „Наконецъ могу видться и говорить съ вами безъ преступленія; завтра въ 5 часовъ утра буду на кладбищ. Эльмина.“ Злощастный Нельсонъ, видя сіе милое имя, подписанное слабою, хладющею рукою, ожилъ въ сердц, но только для страданія… Отчаяніе могло бы довести его до чего нибудь ужаснаго, естьли бы Эльмина не назначила ему горестнаго свиданія. „Такъ, говорилъ онъ, мн должно видть еще смерть Эльмины, слышать ея послднее стенаніе, и тогда уже думать о конц ненавистнаго бытія моего!“ Кровь его кипла, мрачная свирпость, казалось, истребила въ немъ чувствительность. Онъ старался собирать въ мысляхъ вс ужасы, чтобы ужасне проклинать долю свою, сердце его, ожесточенное страданіемъ, не могло умилиться, и стремилось только къ изступленіямъ безумной злобы на судьбу; ненависть къ жизни побждала въ немъ самую любовь!…

Ввечеру Коралія вошла къ нему въ комнату: Нельсонъ затрепеталъ. Невинная дочь напоминала ему священный долгъ хранить жизнь свою: онъ съ грознымъ видомъ оттолкнулъ ее. Коралія испугалась, и думая, что она неумышленно сдлала какую нибудь вину, бросилась на колни, сложила руки и со слезами воскликнула: простите, папенька, простите!… Сіе любезное движеніе невинности тронуло Нельсона, не утшивъ его сердца. Онъ еще более почувствовалъ горесть свою, лишась той обманчивой твердости, которая по крайней мр не даетъ душ размягчиться… Онъ взялъ Коралію на руки, заливаясь слезами. Милыя ласки ея привели его въ нжное умиленіе и въ то же время возбудили въ немъ горестную мысль… „Такъ, сказалъ Нельсонъ, естьли останусь жить для тебя, то врно долженъ буду видть смерть твою!“… Онъ посадилъ ее на стулъ и, кликнувъ слугу, веллъ вывести. — Сія страшная ночь прошла для него въ неизъяснимой тоск, не облегчаемой никакою надеждою. Онъ безпрестанно твердилъ себ, что Эльмина умираетъ отъ нещастной любви его, и вообразилъ наконецъ, что она, прежде знакомства съ нимъ имвъ отвращеніе отъ супружества, конечно бы не вышла замужъ до смерти жены его…. Сія мысль увеличила Нельсоново раскаяніе, такъ, что онъ даже не понималъ своей безразсудности. Угрызенія совсти бываютъ всего мучительне, естьли преступленіе лишило насъ того самаго щастія, для котораго мы его сдлали.

Хотя Нельсонъ считалъ вс минуты сей долгой ночи, однакожь не могъ безъ ужаса видть первыхъ лучей свта. „Что будетъ со мною, думалъ онъ, когда приближусь къ могиламъ; когда увижу Эльмину блдную, обезображенную, почти уже мертвую… на томъ самомъ мст, гд я въ первый разъ видлъ ее во всемъ блеск молодости и красоты!… Но мн должно укрпиться въ сердц: для того ли пойду къ ней, чтобы ускорить ея кончину?“… Онъ пошелъ на кладбище. Мысль, что Эльмина не знаетъ, можетъ быть, своей опасности и страхъ открыть ей глаза, вооружили его мужествомъ; а чтобы еще боле утвердиться въ семъ расположеніи, то онъ старался оживить въ растерзанной душ своей хотя слабую искру надежды, думая, что Медики часто обманываются, и что молодость легко можетъ спасти Эльмину…. Въ 5 часовъ Нельсонъ слышитъ стукъ кареты, съ трепетомъ обращаетъ глаза на ворота и хладетъ отъ ужаса, видя Эльмину…. Она уже не походила на ту прелестную женщину, которая плняла глаза цвтущею красотою; но казалась только тнію прежней. Эльмины, все еще трогательною и пріятною, но слабою и томною — едва идущею въ сію обитель смерти — едва сносящею свтъ утренній и готовою скрыться въ могил, на которую она въ безмолвіи опиралась. Подл гроба сдлано было дерновое канапе: Эльмина сла… Нельсонъ стоялъ неподвижно и смотрлъ на нее глазами отчаянія… Она движеніемъ руки указала ему подл себя мсто… Сіи нещастные любовники, которые еще никогда не говорили другъ съ другомъ, наконецъ могутъ перервать молчаніе, но единственно для того, чтобы проститься навки… Эльмина отъ слабости и сердечнаго волненія не въ силахъ сказать ни слова. Ея тяжелое дыханіе, блдность и помраченные глаза изображали, казалось, послднюю минуту жизни…. Нельсонъ съ восклицаніемъ ужаса протянулъ руки къ Эльмин, которая опускаетъ голову на грудь его, говоря; „ахъ! какъ мило покоиться тутъ безъ угрызенія совсти!“… Тихій, но все еще милый голосъ ея проникнулъ во глубину Нельсонова сердца…. Эльмина смотритъ на него съ Ангельскою нжностію; еще живетъ, еще любитъ своего друга… Онъ прижимаетъ ее къ своей груди, и прелесть взаимной любви, которою душа ихъ въ первый разъ свободно наслаждалась, сильне ужаснаго рока и самой смерти; она побждаетъ на минуту горесть!… Эльмина, кажется, воскресаетъ; румянецъ блеснулъ на щекахъ ея, глаза наполнились слезами — а слезы давно уже были для нее жизнію…. Она, встала, положила руку на гробъ и сказала: „Нельсонъ! вотъ обыкновенный конецъ и самой щастливой страсти!“.. Онъ бросился на колна передъ нею и прижалъ къ сердцу руку ея… „Здсь, продолжала Эльмина, здсь любовь, подъ трогательнымъ видомъ сожалнія, плнила нашъ разсудокъ. Этотъ гробъ напоминаетъ мн вс чувства и вс горести, которыя имла я въ жизни… Сюда Нельсонъ часто приходилъ вмсто Эльмины: здсь должно ему и впредь заступить ея мсто… Рука его будетъ украшать этотъ мраморъ цвтами… Я поручаю вамъ должность, и слдственно могу надяться, что вы будете хранить жизнь свою… Даете ли мн слово?“…. Повинуюсь! воскликнулъ Нельсонъ: исполню волю твою, о другъ безцнный! Малодушное отчаяніе не прекратитъ жизни, которая была посвящена теб. Будь покойна; будь уврена, что Небо сдлаетъ чудо и продлитъ наказаніе нещастнаго!.. Я стану жить и мучишься терпливо; страданіе есть моя должность и жертва любви…. Но разв не можемъ еще надяться? Судьба насъ соединяетъ“…

Эльмина сдлала знакъ головою, что не иметъ надежды; дв слезы выкатились изъ ея глазъ и блистали на длинныхъ ресницахъ; томная и милая улыбка украсила еще Ангельское лицо ея. „На что себя обманывать? сказала она: но Небо, прежде вчной разлуки нашей, даровало намъ нсколько минутъ блаженныхъ… Мы могли видться, говорить и любить другъ друга безъ упрековъ внутреннихъ… О другъ нжной! я оставляю теб пріятное воспоминаніе! и ничто уже не запрещаетъ твоему сердцу меня оплакивать!“

Тутъ небо, покрытое облаками, еще боле омрачилось; зашумлъ втеръ и дождь… Нельсонъ закрываетъ Эльмину плащемъ своимъ. Имъ должно было разстаться. Эльмина становится на колни у гроба, поднимаетъ невинныя руки свои къ Небу и молится въ безмолвіи…. Прекрасные волосы ея падаютъ на плеча и на грудь… Молнія живымъ блескомъ озаряетъ ей лицо: оно кажется лучезарнымъ и небеснымъ….. Свершилось! воскликнулъ Нельсонъ: Ангельская душа ея переселилась на небо…. Эльмина!…. Она взглянула на него, встала, бросилась въ его объятія, и блдныя, хладныя уста ея напечатлли нжный поцлуй на пламенныхъ устахъ Нельсоновыхъ… О чувство неизъяснимое, вмстившее въ себ муки и блаженство долговременной жизни! минута быстрая, въ которую душа истощила весь пламень свой; въ которую сильнейшее отчаяніе соединялось съ нжнйшими восторгами страсти, и сердце испытало всю способность свою любить, наслаждаться, мучиться!.. Сей первый поцлуй былъ чистъ подобно святой дружб и — смерти!… Любовь сихъ нещастныхъ не имла въ себ ничего земнаго, кром напрасныхъ сожалній и горести…..

Дождь усилился. Лудвигъ прибжалъ къ госпож своей и хотлъ подать ей руку: Нельсонъ оттолкнулъ его, взялъ ее на руки, донесъ до кареты у стоявшей у воротъ кладбища…. Карета детъ… Нельсонъ устремилъ на нее глаза свои; она удаляется, и силы постепенно въ немъ слабютъ: съ нею исчезаетъ его блаженство, желанія, остатокъ надежды и самое бытіе…. Она възжаетъ въ темный сосновый лсъ и скрывается…. Нельсонъ затрепеталъ какъ умирающій посл долговременныхъ страданій и въ изнеможеніи горести упалъ на землю. Память его затмвалась… но онъ видитъ на песк слды Эльмининой кареты, и снова приходитъ въ себя… „Боже мой! думаетъ нещастный: она умираетъ, а я не съ нею!.. Можетъ быть, ее уже нтъ на свт!“… Съ сею мыслію онъ всталъ, хотлъ бжать по слдамъ кареты, но колна его подогнулись, густое облако закрываетъ глаза; онъ падаетъ безъ чувствъ на дорог…. Покойся, нещастный! наслаждайся нсколько минутъ безчувствіемъ!… Когда глаза твои откроются, ты не узнаешь свта; все для тебя перемнится; увидишь передъ собою одну неизмримую пустыню и злополучіе безъ надежды!… Эльмины нтъ; она скончалась въ объятіяхъ отца своего.

Нельсонъ лежалъ безъ памяти около двухъ часовъ; наконецъ земледльцы увидли его и внесли въ хижину. Онъ образумился; видитъ плачущихъ крестьянъ; слышитъ, что они лишились своей благотворительницы — именуютъ Эльмину — и вторичной глубокой обморокъ на нсколько минутъ избавляетъ Нельсона отъ ужаснаго страданія. Онъ снова открываетъ глаза… Добродушное семейство въ безмолвіи окружаетъ его, и печальный звукъ колокола извщаетъ прихожанъ о смерти человка…. Нельсонъ, растерзанный, утомленный отчаяніемъ, кажется въ сію минуту примромъ твердости; повинуясь опредленію Небесному, онъ готовъ посвятить остатокъ жизни своей нещастію; но удивляется, что можетъ еще жить и мыслить!.. Хозяинъ отвезъ его домой. Недли дв онъ не вставалъ съ постели. Въ сіе время Господинъ Б* погребъ тло нещастной дочери въ могил супруги своей. Естьли бы чувствительная Эльмина предвидла, что прахъ ея будетъ лежать вмст съ прахомъ матери, то она не поручила бы Нельсону жестокой должности, всякой день носить цвты на гробъ ея. Не думая умереть такъ скоро, Эльмина хотла хать въ Гиршбергъ, чтобы тамъ ожидать конца и быть погребенною въ семъ город….

Искусство Медика возвратило здоровье Нельсону. Узнавъ, что гробъ Госпожи Б* есть и гробъ Эльмины, онъ веллъ везти себя на кладбище, упалъ на могилу, положилъ цвты на холодный мраморъ и не умеръ!… Съ сего времени всякое утро ясмины и резеда, омоченные слезами, украшаютъ могилу Эльмины. По чудесному постоянству злощастія Нельсонъ еще живъ [2] !… Милая дочь, вмсто утшенія, сдлалась для него предметомъ мучительнаго безпокойства: онъ увренъ, что лишится ее! Пылкое воображеніе въ немъ угасло; дв мысли безпрестанно занимаютъ душу его: я убійца Эльмины и долженъ потерять Коралію! Въ прошедшемъ находитъ онъ только одно жестокое воспоминаніе, а будущее есть для него ничто иное, какъ ужасное предчувствіе!

1803