Я была убеждена, что София не только не слишком мала, а даже, согласно китайским стандартам, уже слишком велика для того, чтобы приступать к учебе. В отличие от дочери Вонг София выразила готовность. Она не говорила, что ей надо в туалет, но добровольно какое-то время сидела на своем маленьком горшке. Она несколько раз удачно сходила в туалет, когда мы уловили ее взгляд, говоривший, что ее пора вести в туалет. Я поняла, что пора приступать к делу.

Первая проблема заключалась в определении места, где можно приобрести пару штанишек с прорезью. Я посетила крошечный китайский квартал в Буэнос-Айресе, но мои поиски не увенчались успехом. Я поговорила с жившими там китайцами, и одни сказали, что не используют такие штанишки, а другие — что им присылают их из Китая. Я решила, что вполне могу сшить их сама. В Интернете я нашла описание пошива таких штанишек, и он оказался довольно простым. Пару недель я вынашивала идею, но в конце концов решила от нее отказаться. У меня не было ни швейной машинки, ни способности к шитью; все, что я умела, — это подшить юбку или брюки и пришить пуговицу. Если бы я сама взялась за пошив штанишек, София в пять лет еще ходила бы в подгузниках. Итак, я заказала пару шерстяных штанишек с прорезью Энн Андерсон, маме из Колумбуса, штат Огайо, которая начала приучать к горшку младшего из троих сыновей, когда тому было четыре месяца. Несравнимо более талантливая и находчивая, чем я, Андерсон, внимательно рассмотрев штанишки с прорезью, которые увидела у одной женщины, стала сама их делать и продавать, организовав небольшое предприятие под названием Wooligans.

Я не смогла удержаться от смеха, когда получила творение Андерсон, ярко-зеленые с белым штанишки с прорезью. Я показала их мужу, который только покачал головой, и няне, сурово сдвинувшей брови. Назад дороги не было. Я дала себе неделю на то, чтобы обдумать (и отложить), во что мы ввязываемся, и время пропало впустую. В августе я должна была одна с Софией совершить длительное путешествие и хотела по возможности подготовиться к поездке. Я проглядела свой календарь и увидела, что суббота, которую мы наметили для того, чтобы начать обучение, приходится, по иронии судьбы, на День независимости.

Первый день.

4 июля 2009 года.

8:20. Ковры свернуты. На Софии штаны (с прорезью). Она бросает взгляд между ног, потом на меня и улыбается.

8:26. Она писает в двух футах от горшка в гостиной рядом со своим маленьким пластмассовым стулом. Я объясняю ей, где она должна была это сделать. Она смотрит на меня так, словно я сумасшедшая. Я беру швабру из кладовки и вытираю лужу.

8:29. Я возвращаюсь в комнату. Монти указывает мне на большую лужу, которая медленно затекает под диван. Я говорю Софии, что «пи-пи надо делать в туалете», и показываю пальцем на ее маленький унитаз желто-зеленого цвета. (Я не представляла, сколько раз мне придется повторять эти слова на протяжении следующей недели.)

8:40. У Софии вышли газы, и она удивлена и потрясена этим событием, продолжая рассеянно толкать коляску с куклой Мими. Мне кажется, что она должна испытывать облегчение, освободившись от подгузников.

Как, черт возьми, я сделаю это ночью?

Когда она встает со своего стула, Монти видит, что на нем лежит ее книжка «Пять маленьких обезьян». «Ты сидела на книжке?» — спрашивает он. София улыбается.

9:09. Она задирает рубашку и с любопытством рассматривает свои половые органы, а затем возвращается к игре с головоломкой и считает: «Один, два, четыре, пять, шесть». Интересно, почему она пропускает «три»). Я напоминаю ей, что писать надо в туалете.

9:15. Я роюсь в ящике в поисках недостающей детали головоломки и нахожу восемь упаковок детских салфеток, которые купила на распродаже в местной аптеке. Я думаю обо всех тратах и чувствую себя больной.

9:19. Мне кажется, что дочка играет с излишне довольным видом. Я подхожу, трогаю ее попу, и, как ожидалось, она мокрая. «София, смотри. Мы должны писать в горшочек», — говорю я ей. Я поднимаю ее, чтобы вытереть, но она сердится и начинает кричать: «Стул! Стул!» Я вытираю тряпками стул и пол.

— Хорошая погода, — говорю я мужу. — Двадцать градусов тепла и солнечно.

— Вчера тоже было хорошо, — отвечает он. — Но я не знаю, достаточно ли тепло для голой попы.

Спустя несколько минут я опять спрашиваю Софию: «Ты не хочешь на горшочек?»

— Нет, мама! — раздраженно отвечает она.

Я опасаюсь, что ей не понравится сидеть на горшке, если я буду постоянно напоминать ей об этом. Я знаю, что дойду до предела, когда попытаюсь усесться на ее маленький горшочек, чтобы показать, как им надо пользоваться.

10:23. Я только что отвела ее в туалет, после того как она сказала «пук». Я позволила ей взять свою зубную щетку, и мы стали ждать. Она не возвращалась. Я пошла за ней, и тут она выбежала из ванной, затем вернулась и сказала «пук!», указывая на мою спальню. (О боже!) Я вошла и увидела, как под зеркалом растекается большая лужа, приближаясь к моему кожаному пиджаку. Рукав был немного влажным. (Запомните: убирайте любимые вещи с пола!)

21:30. У-ух-х-х-х. Мы с Монти выдохлись. Я смертельно устала, то ли потому, что это первый день, когда наш ребенок ходит с голой попой, то ли потому, что наш ребенок рано встает и находится в непрерывном движении. София НИ РАЗУ не сходила на горшок. Единственное, чего нам удалось добиться, — чтобы София поняла, что она должна делать и чего делать не должна. Думаю, что это прогресс — я должна так думать, иначе сойду с ума.

Американские родители не всегда дожидаются, когда ребенку исполнится два года, чтобы начать приучать к горшку. В конце 1940-х годов, согласно исследованию педиатра Т. Берри Бразелтона, американских детей приучали к горшку примерно в полтора года. С тех пор изменился жизненный уклад. Ребенок уже не проводит целый день на руках у няни, которая могла бы начать приучать его к горшку с раннего возраста. Мамы и папы работают, и днем за детьми присматривают бабушки и дедушки.

Однако главную роль, несомненно, сыграли одноразовые подгузники, завоевавшие невероятную популярность.