— Мама! Мама!

Слабая рука дотронулась до моего лба.

— Ты видишь, Сусанна, — сказал тихий голос. — Он приехал.

Это «он приехал» — было упреком. Старая служанка сомневалась во мне. Я испугался и смутился в одно и то же время, мне казалось, что, несмотря на расстояние, она угадала причину моего опоздания.

Я осмелился поднять глаза на мать.

Страшная перемена произошла в ней. Сомнений не оставалось: это была смерть!

— О! Прошу тебя, — прошептала она, — поди сюда, я обниму тебя… от всего сердца… как прежде…

Она взяла меня за щеки, как ребенка, и я почувствовал на моем лбу ее холодеющие губы.

— Что случилось? — спросил я.— Ты давно больна? Почему ты не позвала меня раньше?

— Ш-ш… — прошептала она, — не говори так громко. Моя. бедная голова стала так чувствительна… не сердись на меня за это!… Но говори, только тихо… совсем тихо…

Она с трудом повернулась и сделала знак Сусанне, глядевшей со слезами на эту сцену.

— Оставь нас, моя милая, я должна переговорить с ним… а ты знаешь… я не могу терять времени…

Мы остались одни. Я ждал, не смея расспрашивать.

— Крошка, — сказала мать… (она всегда так звала меня, пока я не оставил ее). — Крошка, открой там ящик… Да, этот… Там лежит письмо с бордосским штемпелем… Дай его… положи мне на постель… Благодарю! Ах! Мой бедный Марсиаль!

Я опустился на колени около ее постели.

— Видишь ли, — продолжала она, — я должна сообщить тебе очень дурные известия… будь мужественен…

— Отец? — вырвалось у меня.

Она поспешно закрыла мне рот рукой.

— О! Нет, не это! — сказала она. — Тем не менее, обещай мне не приходить в отчаяние… Это так ужасно, что я умираю от этого… Когда я узнала… что содержит это письмо, я упала без чувств… головой… ударилась об стену… потом был бред… я ничего не понимала и ни о чем не думала… какая странная вещь — этот бред!…

Я целовал ее руки.

— Но я должна поторопиться,— продолжала она.— Выслушай меня… и обещай быть мужественным.

— Говорите, говорите!

— Вот уже скоро год, как я не получаю никаких известий о твоем отце… Сначала не очень беспокоилась, потому что он предупредил меня, что отправляется в далекую страну… кхмеров! Ты уже слышал это название… Статуя, которую он получил в ящике… ты помнишь… он сказал нам, что это… «Прокаженный король»… последний государь кхмеров… Он говорил, что уже был в этой стране… и что со стороны туземцев… без сомнения, дикарей… нечего бояться какой бы то ни было опасности… Тем не менее, от него так и не было вестей.

Я думал, что только беспокойство об отце так измучило ее, и старался ее успокоить, но она сделала мне знак замолчать.

— Если ты хочешь знать правду, — сказала она, — то я говорю тебе все это для того, чтобы отдалить минуту, когда ты узнаешь ужасную весть…

— Но, матушка, что могло случиться такого ужасного? Только бы отец был жив…

— Дело в том, — сказала она тогда, — что банкир, у которого лежали наши деньги… ты знаешь… Эстремоц…

— Ну, что же?

— Этот негодяй бежал, унеся с собой твое скромное состояние… Ты совершенно разорен!

Не давая мне произнести ни слова, она продолжала:

— Ты разорен, понимаешь ли ты это? Тебя ждет нищета… Ты умрешь от голода и холода… Я знаю, что это такое. Ты слишком еще молод, чтобы переносить тяжелые лишения… У нас больше нет ничего, ничего!…

Каждое из этих слов казалось стоном.

Итак, вот из-за чего умирала моя мать!

Ах! Я чувствовал, что все во мне переворачивалось при этой мысли… Конечно, я уже ступил на скользкий путь… Но страсть к деньгам ради денег еще не иссушила моего сердца… Что мне было за дело до этого состояния! Разорен? Ну, что же! Тем лучше!… Разве это не заставляло меня во сто крат возвратить матери то, что она дала мне? Я сказал ей все это! Как красноречиво говорил я ей о труде, славе и богатстве… Вдруг я умолк. На губах матери мелькала недоверчивая улыбка…

— Ты сомневаешься во мне! — выкрикнул я. — Ах! Это ужасно!

— Полно, дитя! — прошептала она, привлекая меня к себе.
– Неужели ты думаешь, что я не знаю, что происходит, — продолжала она, опуская глаза. — Я знаю, что ты любишь… Что ты любим!… О! Сначала это огорчило меня, но потом я все обдумала… Ты так молод… и, кроме того, мне сказали, что ты обожаешь ее… Ее зовут Изабелла. Не так ли? Но я боюсь, что если ты будешь беден… она бросит тебя, и это слишком огорчит тебя!

Боже мой! О ком говорила эта святая женщина! О той, которая продалась, продавалась и постоянно будет продаваться!

— Я ее не знаю, — продолжала моя мать, — но ты любишь ее, значит, она добра и хороша!… О! Я знаю тебя… ты не ошибешься!

Как я хотел умереть у этой постели!

Но больше всего меня удивляло, что мать так хорошо знает то, что происходит в Париже. Вот что она мне сказала… Узнав, очень, правда, неопределенно, что у меня есть любовница, она поначалу пришла в ужас. Вероятно, эта женщина отвлекает меня от работы, толкает на путь лености, может быть, кутежа… Тогда, не говоря никому ни слова, она сама отправилась в Париж и ловко разузнала все. Что же ей сказали? Что с того времени, как я сошелся с Изабеллой, я совершенно забыл приятельские пирушки и с жаром отдался работе… Говорили, что из-под моей кисти должно выйти замечательное произведение…