Юрьев Валентин Леонидович
Шрифт:
– Они же расскажут! Разболтают!
– А что я могу? С собой тащить? У них семьи, хозяйство. Мы же знали, что рано или поздно начнут узнавать.
– Что они тут делали?
– Не знаю пока, сейчас спрошу.
– А нам что делать? Здесь торчать?
– Отдыхайте. Клер, возьми двоих, прости, но нужно сбегать назад, к реке, узнать, на чём они приплыли. Реку не переходите. Если следы пойдут вдоль реки, возвращайтесь. Мешки здесь оставьте, мы будем ждать. Только ни во что не ввязывайтесь!
– Ладно, командир.
– Ещё трое, сами решайте, кто. У кого сил побольше! Круговую разведку на десять сотен шагов, ищите следы и поосторожнее!
– Сделаем!
Вот только теперь я могу слегка обнять юную жену и даже поцеловать её в знак того, что разговаривать с хассанами буду один. Она умница, всё понимает. И знает, что её схватка ещё впереди. Ни у кого в Клане Ящерицы нет столько ненависти к остроконечным шапкам. И ни одного пойманного отряда она пока что не пропустила.
Возвращаюсь и вижу, что стенка у хассанов стала ещё более видимой, второй жук вытирает кровавые сопли, а кинжалы безнадёжно ковыряют преграду. Очухались, голубчики? Пришел в сознание и раненый, мычит от боли, терпит, а второй отпаивает его водой, молодец!
– Вы откуда, странники?
– Так, с мельницы, к Лабарю ходили.
– Болит?
– Болит, зараза! Как он полоснул, Тьма ему в душу, как сала кусок, изверг!
– Идти сможете?
– Так, сможем, куда деваться-то.
– Корзины — то где?
– Так нету корзин-то, оставили там.
– Не зря хоть ноги-то топтали?
– Так, нет, милок, думали перемолоть, а он, Лабарь то, купил всё как есть, не обидел, и переночевать пустил, похлёбкой кормил.
– Небось и по кружечке пропустили?
– Так, без этого и беседа не идёт, милок.
– Ну пошли тогда в сторонку, поговорим.
Не нужно мне, чтобы они боялись, а эти чтобы слышали, о чём речь пойдёт, так что мы не спеша отходим подальше. Бедняги, воняют почище некупаных аргаков, но нам недолго, потерплю.
– Идёте — то куда?
– Так в Прудки, милок, в Прудки.
– А чего же без дороги пошли?
– Так тут же ближе, милок, тут тропка старая, на Глаз ещё топтана, так мы по ней. Без корзин то легко. Снегу нет ещё, чего ж не идти.
– А за что же вас так? Чего они хотели?
– Так чего хотели? Эти только и могут, что грабить, так вот…
– Ты, Чухня ерунду порешь, тьма те в душу! Чего с тебя грабить! Ты его, милок не слушай. Монеты, это правда, отобрал вон тот, что стоит, это уж как водиться, тьма ему в душу, только пытали они, где тут отряд ходит, а ещё лучше, где постоем стоит, тьма их в душу!
– Какой ещё отряд?
– Так это ты, милок, поди и сам лучше знаешь? Разве мы в отрядах понимаем? Какой-то Ящерицы. Так у у нас тут к югу Кошки, к северу Огни, в столице само собой, у короля войско, на западе, знаю, Пчёлы, а Ящерицу мы не слышали. А он пристал…
– Ну посидите, пока.
Опять я иду к пленным врагам и вытаскиваю задушенного. Это производит впечатление, уже третье тело плавно поднимается в воздух и перелетает из заколдованного круга. Я пока не отвечаю на крики и шипенье врагов, сначала надо разобраться с мужиками.
Преодолевая брезгливость, вытаскиваю у мёртвого медяки. Ради этих поцарапанных и позеленевших кругляшек два мужика растили зерно и тащили его не один день, а сегодня ради них же окрасился кровью боевой кинжал! Смотрю, чтобы не примешались среди меди чужие монеты, они тоже могут стать нечаянными свидетелями события, о котором надо скорее забыть. А ещё сдерживаюсь, чтобы не покончить с бандитами сразу.
– Ваши?
– Так, наши, милок, наши.
Теперь я делаю трюк, который задумал, оставляю на своём месте фантом, и пока мужики мусолят и делят монеты, маскируюсь за небольшой камень, стоящий позади.
– Идите теперь по домам, труженики.
– Тебя как величать- то, спаситель?
– Никак. Нет у меня больше имени. Идите. И поскорей, а то силы мои кончаются.
– А как же ты с этими супостатами, милок?
– Мне они уже не страшны. Идите. Свет с вами!
– Прощай, милок!
Представление заканчивается тем, что фантом начинает колыхаться и таять на глазах. Этого мужики уже не могут выдержать, и забыв об испытанных сегодня мучениях, торопливо ковыляют прочь от проклятого места.
Надеюсь, что их любопытство переполнено до такой степени, что до самых Прудков они ни разу не оглянутся. И без того будет, о чем посудачить вечером. А мне приходится ещё раз лететь к своим, приказав подходить, когда вернётся разведка и возвращаться. Всё! Теперь можно поболтать и с пленными.