Рабочие из города не знают ничего про Клан Ящерицы, про демократические замашки юного кларона, для них он — просто господин, работодатель, продолжение карающей руки короля, все как куклы по очереди падают на колено, выражая уважение и повиновение, как и положено, но и не более того.

Сюда спешит услужливый артельный, который по указу важного вельможи в странно истрёпанном и испачканном костюме, пронзительно гудящей дудкой собирает всех строителей в кучу, они, радуясь перерыву, подходят, закидывая во рты какую-то жвачку и делают вид, что слушают. А сами жуют.

– Что-то не очень быстро двигаемся, мужики!

Откуда Мишка взял этот барский тон и обращение, сам не знает, со своими никогда так не разговаривает. Только сейчас он обращает внимание, что рабочие — не мальчишки в клане, c которыми он привык общаться. В артели все мужики степенные, немолодые, видавшие столько эдаких скандалистов, что даже не реагируют на сердитый тон. Молчат и жуют.

Один только артельный угодливо пытается объяснить, что дело это новое, инструменты не те, камня много, работников маловато. Мишкина попытка подстегнуть коллектив словами и надавить на нервы заканчивается неожиданно:

– Ты, бел-свет, милок, показал бы, как надо работать-то! Можа, мы и неумехи какие, а ты, видать, наученный! Вона, бери Фарю-то! А мы уж, бел-свет, поучимся…

Кому принадлежит голос, в толпе не видно, но чувствуется, что свои его не выдадут. Возбуждённый своими полётными мыслями и желанием "даказать", Мишка берёт в руки "Фарю", большую каменную кувалду на железной ручке и пытается изобразить шустрость работы. Уже через две минуты он чувствует, как наливаются тягучей немотой его не слишком тренированные руки, поясница начинает подсказывать мысли об отдыхе.

– Ты, бел-свет, не напрягайся, кларон, связки порвёшь таким инструментом, Фаря, она уважение любит!.. Ты, пока она летит, дай рукам отдых, а потом, бел-свет, опять напрягай. Иначе цельный день не подолбаешь!

Голос из толпы стал добрее, не каждый кларон вот так легко возьмётся за грязную ржавую ручку, обычно их сиятельства только орать начинают, а если приходят с солдатами, то можно и на порку нарваться!

Мишка от этой доброты чувствует, как горячая волна стыда переполняет все клеточки его тела, как это случалось уже не раз, стискивает дыхание, и он хрипло и чьим-то чужим голосом произносит то, чего мужики в жизни не слыхали:

– Ладно, ребята, оплошал я1 Ну, бейте, дурака!… Только вы поймите — ярко и увлеченно рассказывает про новый городок, клан молодых парней, про колесо, которое вчера удалось сделать, про дорогу, постоялые дворы, белый камень, даже про утренний полёт, из-за которого порван рукав, вот она, дырка, и этот рассказ так гипнотизирует одновременно и сказочностью, и реальностью, что многие мужики перестают жевать, полуоткрыв рот они слушают кларона, а видят какие-то свои сокровенные, детские мечты.

– Сегодня встал утром, а там мальчик, пацан совсем, сам вылепил город, из глины, всю ночь лепил, уснул прямо на камнях, поверите? Если мы эту тропу сделаем, по ней колёсные повозки помчатся, за два дня можно будет к нам приехать!

– Ну, за два, эт ты загнул, за четыре и то хорошо!

– Ну, ладно, за четыре. Хассанов прогнали, что же мы, с камнем не справимся? А работы там ещё на весь ваш век хватит. Башни нужно ставить, крепость соорудить, да и тропы пустить во все концы, и к хассанам тоже, пусть торговля идёт, жизнь веселее будет! Надо бы к Шее Года успеть, к празднику, а если раньше, то я каждому даю по монетке за день. На сколько дней раньше, столько и монет каждому!

– Ох, и хитрый ты, кларон! Монетки нам, бел-свет, пригодятся, это ты правильно решил. Не боись. Сделаем мы твою тропу. Только вот, помочь бы немного, камни поубирать, а то, бел-свет, никаких сил не хватает, и таскать и ровнять и бить.

– Ладно, работнички, подумаем об этом, на пару дней пришлю вам помощников, только вы их не обижайте.

– Это что же, баб, что ли? Баб нам не надо, свары одни…

– Да нет, не бабы, хассаны это, пленные.

– Ты уж нас, милок, совсем-то не обижай! С басурманами водиться…

– Так, можете не водиться, они сами по себе, при охране, не разбегутся, да только и их тоже поймите, это остались невыкупленные, считай, сироты, одиночки, у них ни дома, ни родины нет. Мы таким даже приплатим по полмонетки, а то куда они пойдут с голым-то задом?

– Ладно, уговорил, кларон! А ты скажи, в городок то свой кого берёшь на жительство?

– А разве вам в столице плохо?

– Да, не, эт я так, для прицелу. В столице, конечно хорошо, только тесновато, с работой бывает затырка, заказов мало, а уж такие тропы никто не строит, даже у короля земля как была от прадедов, так и лежит, только ногами утоптана. А у вас тут и впрямь работы вперёд на сто лет!