Стихотворения и поэмы
вернуться

Бажан Микола
Шрифт:

51. В ПОЛЕТ, ОРЛЫ!

Штыком и танком, бомбой и снарядом мы смерть несем остервенелым гадам, мы ломим их, громим их ряд за рядом — и нет спасенья кровожадным псам! Ждет извергов конец в бою жестоком: мы, как один, в стремлении высоком многомильонным двинулись потоком,— победа путь указывает нам. Да славится оружие героя, подъятое над черною ордою! Великою священною войною фашистский мрак с лица земли сотрем. Народы, величавы и суровы, идут на битву, к подвигу готовы, и в общий клич слилось мильонов слово: «Громи фашизм железом и огнем!» Моторы, громче! Яростней, моторы! Полетом стали пронизав просторы, на головы кровавой, подлой своры обрушьте бомбы в грохоте атак! Весь мир благословляет эту кару и наших бомб смертельные удары, как молнии — стремительны и яры — разящие взбесившихся собак. В полет, орлы, отважны и могучи, кидайтесь на врага с небесной кручи, давите свастик щупальца паучьи, навек сотрите мерзостную тень! Пускай дрожат предсмертной дрожью гады, почувствовав, что нет для них пощады, что грозные советские снаряды вещают им последний, страшный день. Да! Смерть им, смерть, — наш ход неудержимый, удар сверхметкий, суд неумолимый! Освобождая мир, в плену томимый, страна вершит победный свой полет. Нигде тебе, фашистская орава, не уцелеть, не спрятаться лукаво. Летят орлы, и клекот — словно лава: «За Родину, за Сталина, вперед!» 1941 Перевод Б. Турганова

52. ТВОИ СЫН

Герою Советского Союза Платону Ткаченко

Разрывы мин, снарядов звук,— Пой песню битвы, пой, Танкисту виден через люк Край неба огневой. Земля встает столбом огня, В селе бушует дым, Шершавый снег вокруг меня Становится гнедым. Трещит упрямый автомат, Гудит громов раскат, Фашисты из-за дымных хат Из пушек бьют подряд. Они, лютуя, льют свинцом, Пристроясь в блиндаже, Но мы их линию прорвем На смертном рубеже. На запад нас пути ведут В дымах, в огнях, в боях, Танкисты наши в бой идут На украинский шлях. Идем туда, где в пенье пуль Родная ждет земля. Сжимай, водитель, крепче руль Стального корабля! Народ поднялся из руин, Гром танков слышит он. Ты чуешь, мать? Идет твой сын, Твой сын родной Платон! Ты чуешь, мать, как за рекой Машину вводит в бой Платон Ткаченко, воин твой И сын твой молодой? Ему под немцем нет житья, Он сердцем рвется вдаль. Металл советского литья Раздавит вражью сталь. В сраженье, витязь мой, лети, Смети их, растопчи! Нет, никуда вам не уйти, Фашисты-палачи! Твердыня стали и огня Ползет на перевал, Гудит от выстрелов броня, Но не сдает металл. Стальной мотор ревет, могуч, По немцу бьет Платон, Навстречу лезут из-за круч Три танка с трех сторон. Взвиваются, как три меча, Три выстрела подряд, Но входит в башню палача Советский наш снаряд. И взрыв, и дым, и из щелей Огонь, и вопль, и жар. Два черных танка от огней Бегут… Каков удар! И приказал Платон: «Вперед!» Их два, а было три, Упорно лупит миномет,— Вперед, богатыри! Вперед, пока не замолчит Отброшенный в овраг! Пусть по-собачьи верещит Под гусеницей враг! И пятна крови впереди Снега покрыли вновь… Но смоют вешние дожди Собачью эту кровь. И расцветут опять поля, Поля страны моей. О, Украина, мать моя, Встречай своих детей! Смотри, они идут с войны, Целуя грудь твою,— Познавшие любовь страны, Как твой Платон, в бою. 1942 Перевод Н. Заболоцкого

53–62. СТАЛИНГРАДСКАЯ ТЕТРАДЬ

1

ВЕТЕР С ВОСТОКА

Железом, и дымом, и пылью, и кровью Ты пахнешь, ты веешь нам, ветер с Востока! Свидетелем битвы лети к Приднепровью, Туда, где народ мой страдает жестоко. Взыграй над Днепром, протруби над Сулою, За горы лети, за крутые Карпаты, И стань для народа глашатаем боя, Вершителем подвига, вестью расплаты. Дыханием мести, как огненным севом, Насыпь, напои, надыши эти груди, Чтоб жадно и яростно полнились люди Твоим смертоносным, святым твоим гневом! Кровавые ночи. Пожар спозаранку. Земля — точно пекло. Железо — огнисто. И пламя на плитах расплавленных танков, На стали немецкой, окрашенной мглисто. Ты пахнешь тем пламенем, дымом и чадом, Железный, бестрепетный ветер с Востока, Огнем напоен ты, просвистан снарядом, Походною пылью пропитан глубоко. Ты по небу реешь, ты реешь по свету Священного стяга багряною тканью. То — пурпур и золото утра победы, Грядущих, торжественных зорь полыханье. Нам ясно видны эти вещие зори, Предвестницы солнца, тепла и покоя. Они нашим мертвым сверкают в просторе И сердце живых окрыляют для боя. Их видит наш воин над плесом Кубани, Над вспененным Доном, в кавказском ущелье. На остром штыке, на отточенной грани Несет он их отсвет к намеченной цели. Их издали видят глаза партизана И в брянском лесу, и в полтавских долинах, В осеннем Полесье, сквозь дымку тумана, На киевских неотомщенных руинах. И наша сестра, над пожарищем черным Поднявшись и к небу простерши ладони, С волненьем впивается взглядом упорным В сияние зорь этих на небосклоне. И тем, кто не дрогнул от пыток, на плахе, Теплом они веют, горят, как рубины, На страшном, истоптанном, выжженном прахе, На черной и голой земле Украины. Кого не сломило мученье и горе, Кто вечно с народом душою высокой, Тот вас призывает, победные зори, И слышит тебя, гордый ветер с Востока! 1943 Перевод Б. Турганова

2

НАКАНУНЕ

Пламенем стрельчатым расцветают канны На кайме зеленой ярких цветников; Площадь, вся от солнца став золототканой, Словно плес, сверкает в белизне домов. Город солнца, стали. Люди вольной силы Сталь куют, рыбачат лихо волгари. Над дворцом стеклянным шелк ширококрылый Искрится в багряных отсветах зари. Это светоч века, творческое пламя Озаряет город славы и труда; Он над волжской ширью, степью и полями, Как маяк призывный, светится всегда. Он играет светлым блеском на газонах И на грудах шлака и железных руд, На фабричных трубах, зданьях и колоннах, На бетоне сером — всюду, там, где труд! Вечереет. В струях Волги меркнут тени Тучек, пароходов; нефть, блестя, плывет. Отдается эхо в корпусах строений, С грохотом выходят танки из ворот. Вновь идут на запад танки Сталинграда — Точные машины мести и борьбы Из надежной стали, крепкая преграда Против орудийной вражеской пальбы. Для брони их — плавку сталевары дали, Всё свое уменье, волю, гнев и пыл, Чтобы в безупречной сталинградской стали Светлый витязь Волги встал и победил. И танкист над люком поднялся, спокоен, Он глядит на запад, в дымчатую даль, Он провидит битву, сталинградский воин, Облаченный в панцирь — в ненависть и сталь. 1942 Перевод М. Зенкевича

3

ВОЗЛЕ ХАТЫ

Дым бушевал по золотому полю, Метался дым по выгорбам степей. Она стояла в дымном ореоле, Старуха та, праматерь матерей. В чертах ее столетнего лица, Изглоданного, как корявый корень, Морщины едким вытравлены горем, Нуждой, соленым потом без конца. И взгляд недвижен был и безотраден, Он цену знал всему за долгий век. Сочился он, как из кровавых ссадин, Из-под усталых, воспаленных век. Скрестив смиренно сморщенные руки, Взгляд устремив в дорожные следы, Она стояла на пороге муки, Над бездною неслыханной беды. Мы шли пред нею, около жилья, Невидного за тростниками Дона. Она молчала, думу затая,— Без слова ласки, без глухого стона. Ни слез, ни жалоб сумрачных. Она Прощением не уменьшала муки: Пусть выпьют всё, что доведется, внуки,— Всю чашу горькой горечи до дна. Пусть смело примут горькое причастье — Оно их не убьет, не ослепит, Но зренье их и руки укрепит, Чтоб вырвали загаданное счастье. Мы шли и шли. И в грохоте дорог, В удушье пыли, ненависти, чада Путь, вытоптанный тысячами ног, Вел нас вперед, к твердыне Сталинграда. Там и стоять на смертном рубеже, Там драться предстоит, не отступая. Быть может, где-то в темном блиндаже Ждет многих гибель скорая, слепая… Ты, бабка, знаешь ли наш срок и час? Иль, тощие протягивая руки. Высматриваешь сына среди нас? Мы все — и сыновья твои, и внуки. Кого из нас ни выберешь — любой, Снимая каску воинскую, станет, И голову склонит перед тобой, И на лицо морщинистое взглянет. Но ясные и грозные черты Сочувствием пустым не затрепещут — Одни глаза колючим блеском блещут. И грудь солдата перекрестишь ты. Пускай нам это странно и не так Живет и верит наше поколенье, Я с уваженьем принимаю знак Старинного того благословенья. Он нам вручен доверием твоим И поведет нас грозною дорогой. Но так постыден миг, так нестерпим Миг нашей встречи с женщиною строгой. Прощай же, бабка! Мы навек запомним Твое лицо, черней сухой земли. Мы вновь придем с востока и в пыли Отыщем прах на пепелище темном. Пройдем сквозь бой и ринемся вперед… Простимся же в печали беспримерной. Не угадаешь, кто из нас умрет: Мы — может быть, а ты — умрешь наверно. И только штык во вражеской крови Я принесу на холмик твой безвестный… Да, только так отдам тебе я честно Свой долг благодаренья и любви. 1942 Перевод П. Антокольского

4

ДОРОГА

Идут полки. Размерный лязг металла. Прифронтовых дорог суровый лад. Над заводями, над кустами тала Клубятся горы дыма. Сталинград. За дымной далью, за стенами зноя, За отблесками мутных волжских вод Солдатам слышен близкий голос боя, Растущий до немыслимых высот. Не звук, а судороги волн и суши, Землетрясение, толчки глубин — Раскатистый, широкий гром «катюши». Глухие всхлипы толстотелых мин. Обвалы бомб — всей пастью бездны взвыли Железный грохот на десятки миль… Идут полки. Дорога в струйках пыли. Три месяца не опадает пыль. Идут полки. Готовятся отряды У пристаней, в завесе дымовой, Здесь, на святых руинах Сталинграда, Принять великий, небывалый бой. Да будет он благословен навечно — Их грозный марш, невидимый во мгле, По этой вот, родной нам бесконечно, По сталинградской выжженной земле! Подобного никто не знал похода, Такого подвига не мог свершить, Как эти люди — воины народа, С которыми нельзя не победить! 1942 Перевод Б. Турганова

5

НА ПЕРЕПРАВЕ

Изогнутый на горизонте дугою, Мерцает светящихся пуль огнепад. Вдруг вспыхнуло зарево. Над головою Пронесся клокочущий жаром снаряд Далёко, туда, за ночной Сталинград. За дымом завесы не видно причала. Висят над рекою созвездья ракет, Паром нагруженный слегка закачало, И воин, за пушечный взявшись лафет, Внимательно смотрит на мертвенный свет. Молчанье. Суровый обряд переправы. Бойцы на пароме строги и крепки. На линию подвига, смерти и славы Выходят готовые к бою полки. А город сквозит за туманом реки. На оползнях, взорванных глинистых кручах Темнеет безмолвных руин череда. Обрушены стены в обломках сыпучих. Разболтанная канонадой вода От нефти рыжа и от пепла седа. Колеблются горы. Удар за ударом. И дрожь эта передается реке. А в тучах багряных, над грозным пожаром, Сквозь клекот моторов, визжа вдалеке, Разящая смерть переходит в пике. Пылают строенья. Огонь над рекою. И смерть всюду свищет, и гибель ревет. И только одно не сдается, живет — Могучее, смелое сердце людское На смертную битву идет и зовет. Сквозь бомб завыванье, сквозь ужас раската, Сквозь бешеный и оглушающий вой Я слышу, как храброе сердце солдата, Не дрогнувши, бьется в страде боевой. А гибель гудит над его головой. Где небо красно и черно от пожарищ, Где камень и сталь превратились в песок, Там сердце твое не дрожало, товарищ. О, родина! Славный удел твой высок,— Нам сердце бойца — драгоценный залог. Пускай о развалины тяжким прибоем Колотятся бивни тупых канонад, Бойцы, опаленные яростным боем, Стоят, не отступят и шагу назад — За гордость, за славу, за наш Сталинград. 1942 Перевод П. Антокольского

6

НА БЕРЕГУ

Он, обхвативши голову руками, Вжимался телом скрюченным своим В песок и грязь на дне ослизлой ямы. Разящий свист всё нарастал над ним. Когда же звук ужасного обвала Землетрясеньем стал и отгремел, Он понял с удивлением, что цел, Что смерть, свистя, не на него упала. Услышал он бурленье волжских вод И женский выкрик, смертный и печальный, И услыхал, как зашумел народ В убежищах за стенкою причальной. Тогда он встал. Дым черный расстилал Покров на бурном омуте глубоком. Гудел буксирчик малый и стонал, Разодранным кренясь на волны боком. Крик женщин. Малышей истошный зов. В реке на самом стрежне чье-то тело. Оно на волнах билось и белело, И шла волна на глину берегов. То видел он. Ремни на автомате Сорвал с плеча. Вошел он в глубь реки И вглядывался в тельце в светлом платье И в судорожный, слабый взмах руки. Он властно плыл, с размеренною силой Кладя на волны рук широкий взмах, Чтобы на крепких вынести плечах Из бездны жизнь, которой смерть грозила. И вновь на вязкий, глинистый откос Он шел из шума омутов тревожных, И на руках он, к боли осторожных, Спасенную им женщину пронес. Он нес ее. Он видел, потрясенный. След страшной муки на лице худом И тонкой раны трепетный излом На бедной груди женщины спасенной. А кровь кричала и сияла, жгла, Стекая тихо на мужские руки,— Те капельки зловещего тепла, Те красные медлительные струйки. Она была нежданна и чудна, Та женщина не из его любови, Но жуткой наготою алой крови Сроднилась с ним негаданно она. Он вспомнил дом, родимую округу, И добрый труд, и дружбу, и семью, И ласковую, нежную подругу, Желанную, заветную свою. И он ее, печальную, сквозь дали Узрел, как свет, что сердцу вдруг блеснул, И словно бы сквозь кровь и все печали Защиты руку милой протянул. И понял он, что тысячам незнанных И чьих-то дочек, матерей, супруг, Сестер, подруг, любимых и желанных, Стал как спаситель и надежный друг. Он стал таким. Он — с выдержкой такою. Есть сила в нем. Упорства ярость есть, Расплатою он щедро успокоит В бою свою разгневанную честь. О ненависти, мести кровь кричала, Та, что ему ладони обожгла. Нацель так мину, чтоб врага кромсала, Направь так пулю, чтоб разить могла! Кропи же землю, кровью людореза, Сражайся насмерть в буре огневой, Чтоб во вселенной прекратился вой Фашистского проклятого железа! Оно здесь воет. Тучи разорвав, Взмыл враг. Гудит сирена у затона. И, вкручиваясь в окоем стремглав, Гигантских бомб свисают веретена. Пусть валит сталью и огнем разрыв, Пускай осколки рыщут оголтело — Встает боец, собой от них укрыв Той хрупкой женщины живое тело. Мужчина он из рода своего, Шагал и жил он этим нежным телом, Его страданьем, горем онемелым И каждою кровинкою его. Он отомстит. И грозно жизнь свою Метнет он в людореза, как гранату, Он вырвет с сердцем у врага отплату. Он — воин. Да! Он отомстит в бою. Перевод П. Жура