Е.Е. Соколова
Шрифт:
С: Конечно, нет; об этом может сказать только сам субъект.
А.: А разве не можем мы судить об этом по некоторым косвенным признакам?
С: Каким, например?
С: Расскажу тебе одну притчу, которая часто приходит мне на ум, когда я думаю об объективном исследовании в психологии. Представь себе ситуацию: три человека таскают камни из каменоломни на стройплощадку. Один работает еле-еле, другой чуть-чуть получше, зато у третьего работа в руках так и кипит. Что мы можем сказать о том, почему это происходит?
С: Ну, тут могут быть разные причины. Третий человек может быть сильнее всех или же он только приступил к работе.
А.: А если спросить каждого из них: “Что ты делаешь?” Что, по-твоему, они ответят? С: Как что? “Таскаю камни”, — ответит каждый из них.
А.: А вот и нет. Первый из этих людей ответил спрашивающему его так, как ты сейчас сказал: “Ты что, не видишь, дурак? Таскаю камни”. Второй ответил: “Я зарабатываю на
жизнь себе и своим детям”. А третий, который работал лучше всех, ответил: “Я строю Храм”. Вот почему он работал лучше всех: работа имела для него возвышенный смысл! Таким образом, одна и та же работа может иметь разный смысл для субъекта, и этот смысл обусловливает эффективность выполнения этой работы.
С: Но ведь о том, какой смысл имеет работа для каждого из этих людей, мы узнали фактически из их самоотчетов?
А.: В данном случае это так. Однако далеко не всегда человек может сам осознать истинный смысл своей деятельности. На уровне сознания какое-то бессознательное содержание может проявиться буквально взаимоисключающими переживаниями, и источник этих переживаний для самого субъекта оказывается неизвестным. Как раз именно смысл действий чаще всего и ускользает от сознания субъекта; более того, он может активно отвергать предлагаемую психологом интерпретацию его действий. Например, субъекту бывает очень сложно признаться даже себе в том, что работа, которой он занимается всю жизнь, на самом деле ему неинтересна. Так что понять действительный смысл того или иного действия для субъекта (а не тот, который ему только кажется) можно только путем длительного объективного исследования его поведения, его поступков, продуктов его творчества. Здесь используются и наблюдение, и так называемые проективные методики, и опросники, и специальные психологические эксперименты, и анализ написанных человеком текстов, созданных им произведений литературы и искусства и тому подобное. И это объективно-психологическое изучение вовсе не будет изучением “внешне наблюдаемого”. С: Но ведь это так сложно, так долго и так опосредствованно!
А.: Именно в этой опосредствованности и заключается научность познания! Но вернемся к Бехтереву. Итак, наряду с субъективной психологией, которая и занимается “переживаниями” методом интроспекции, Бехтерев выделяет “объективную психологию”, которая “рассматривает психические процессы лишь в их объективных проявлениях, не входя в рассмотрение субъективной стороны психического… Для объективной психологии нет вопроса о сознании или бессознательном. Она оставляет этот вопрос в стороне, предоставляя его всецело ведению субъективной психологии… Ос-
264 Диалог 6. Что может наблюдать психолог? Конечно, поведение нованием для такого устранения вопроса …в том круге знаний, который мы называем объективной психологией, является то обстоятельство, что для сознательности процессов нет никаких объективных признаков. Мы не можем, руководствуясь исключительно объективной стороной дела, решить, протек ли данный процесс в сфере сознания или нет. По крайней мере, все попытки в этом отношении лишены строго научного значения и не идут дальше одних мало обоснованных предположений” [14, с. 10].
Вот в чем дело! Бехтерев, как и психологи-субъективисты, утверждает, что нет объективных
критериев сознательности психических процессов.
С: Что же тогда он предполагал изучать в “объективной психологии”?
В.М. Бехтерев: Те соотношения, которые устанавливаются …в различных случаях между
внешними воздействиями и теми внешними проявлениями, которые за ними следуют и
которые обусловлены деятельностью высших центров мозга; … происходящие при этом те
процессы в мозгу, которые в нем предполагаются и которые в известной мере доступны
объективному исследованию с помощью тонких физических приборов [Там же].
А.: Таким образом, “объективная психология” должна заниматься внешней деятельностью и
деятельностью нервной системы как внешними проявлениями единой нервно-психической
деятельности. Да, Бехтерев говорит о недопустимости противопоставления духовного
материальному…
В.М. Бехтерев: Мы должны твердо держаться той точки зрения, что дело идет в этом случае не о двух параллельно протекающих процессах, а об одном и том же процессе, который выражается одновременно материальными, или объективными, изменениями мозга и субъективными переживаниями; мы не должны упускать из виду, что итеи другие служат выражением одного и того же нервно-психического процесса, обусловленного деятельностью энергии центров. Поэтому во избежание всяких недоразумений … мы вправе и должны говорить ныне не о душевных или психических процессах в настоящем смысле слова, а о процессах нервно-психических [14, с. 8].
А.: Но на деле две стороны нервно-психического процесса оказываются абсолютно оторванными друг от друга: ведь даже выделяются две психологии, каждая из которых
“Рефлексологический” этап в творчестве Бехтерева 265
изучает “свою” сторону! Итак, на этом раннем этапе творчества Бехтерев не смог отказаться
от субъективной психологии, как он это сделал впоследствии…
С: Таким образом, остается одна “объективная психология”?
“Рефлексологический” этап в творчестве Бехтерева. В.М. Бехтерев и И.П. Павлов