Шрифт:
Джули: Вы историк. Расскажите мне, вошли ли в историю ванны. Мне кажется, их чудовищным образом замалчивают.
Молодой человек: Ванны? Так, погодите-ка. Ага, Агамемнона зарезали в ванне. И в ванне Шарлотта Корде заколола кинжалом Марата.
Джули (со вздохом): Каменный век! Ничто не ново под луной, верно? Вот только вчера мне попалась в руки партитура музыкальной комедии — двадцатилетней, должно быть, давности, и на обложке написано: «Фокстротты Нормандии», то есть, по-старому, с двумя «т».
Молодой человек: Терпеть не могу эти современные танцы. О Лоуис, я жажду вас увидеть. Подойдите к окну.
(Озадаченно.) Боже, что это?
Джули (быстро находится): Да, мне тоже что-то послышалось.
Молодой человек: Похоже, будто течет вода.
Джули: Разве? Странно… Впрочем, я сейчас наливала воду в аквариум с золотыми рыбками.
Молодой человек (по-прежнему в замешательстве): А что это был за стук?
Джули: Одна из рыбок клацнула золотыми зубками.
Молодой человек (внезапно набравшись решимости): Лоуис, я люблю вас. Я человек не от мира сего, но я — творец…
Джули (заинтересованно): Звучит заманчиво…
Молодой человек: …творец будущих шедевров. Лоуис, я хочу тебя.
Джули (скептически): Хм! Чего вы действительно хотите, так только того, чтобы все вокруг вытянулись по струнке «смирно» и замерли на месте, пока вы не скомандуете «вольно!».
Молодой человек: Лоуис, я… Лоуис, я…
Лоуис (в ужасе): Мистер Калкинс!
Молодой человек (пораженный): Но ведь вы сказали, что вы в светло-розовом платье!
(Крайне встревоженный.) Господи боже! Ей дурно. Я сейчас приду.
Джули: В таком случае я мигом отсюда.
Тарквиний из Чипсайда
Перевод Л. Бриловой
57
Дэвид Беласко (1853–1931) — американский драматург и режиссер. Вошел в историю театра тем, что при установке рампы впервые скрыл от зрителей осветительные приборы, что позволило создать на сцене полную иллюзию естественного света.
I
Торопливый топот: легкие, на мягкой подошве, туфли из редкостной плотной кожи, привезенной с Цейлона, задают в беге темп; следом гонятся две пары грузных проворных сапог, темно-синих с позолотой, забрызганных грязью, отражая в мокрых разводах лунные блики.
Легкие Туфли молнией перескакивают через пятно лунного света и ныряют в непроглядный лабиринт проулков: из кромешной тьмы впереди доносится только прерывистое шарканье подошв. Возникают Проворные Сапоги: короткие клинки кое-как заткнуты за пояс, длинные плюмажи скособочились; бегущим едва хватает дыхания чертыхаться и проклинать глухие закоулки Лондона.
Легкие Туфли перемахивают через смутно различимую калитку и с шумом продираются сквозь живую изгородь. Проворные Сапоги перемахивают через ту же калитку и тоже продираются сквозь живую изгородь, но впереди внезапно вырастает ночной дозор: двое кровожадных стражников с пиками наперевес, свирепо закусившие губу по привычке, усвоенной во время походов в Испанию и Нидерланды.
Однако на помощь никто не зовет. Запыхавшийся преследуемый не кидается стражникам в ноги, судорожно сжимая кошелек; преследователи тоже не вопят: «Держи! Лови!» Легкие Туфли проносятся мимо порывом ветра. Стражники в замешательстве разражаются руганью, смотрят вслед беглецу, затем мрачно перегораживают пиками дорогу в ожидании Проворных Сапог. Мрак, будто огромной дланью, накрывает плавное движение луны по небосклону.