Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина
вернуться

Мороз Олег Павлович
Шрифт:

Так, наверное, оно и было: Плеханова, по его «холопскому» статусу (хотя – генерал-лейтенант), Горбачев просто спровадил за дверь. Тот засуетился-засуетился, но так и остался за дверью. Горбачев:

«Сразу в начале встречи я поставил вопрос: «Прежде чем продолжать разговор, хочу спросить: кто вас послал?» Ответ: «Комитет»…

– Какой комитет?

– Ну вот – комитет в связи с чрезвычайной обстановкой в стране.

– Кто его создал? Я не создавал, Верховный Совет не создавал. Кто его создал?

Речь со стороны прибывших шла о том, что люди уже объединились и нужен указ Президента (о введении в стране чрезвычайного положения. – О.М.) Вопрос передо мной поставлен так: или вы издайте указ и оставайтесь здесь, или передайте полномочия вице-президенту. Бакланов сказал, что Ельцин арестован. Затем поправился: будет арестован по пути.

– В связи с чем так ставится вопрос?

– Ситуация в стране такая – страна катится к катастрофе, надо принимать меры, нужно чрезвычайное положение – другие меры уже не спасут, нельзя больше предаваться иллюзиям…

И так далее.

Мой ответ состоял в том, что я не хуже их знаю политическую, экономическую, социальную ситуацию в стране, положение людей, их жизнь, все тяготы, которые они несут сейчас. И надо делать быстрее все то, что нужно для улучшения жизни. Но я решительный противник… таких способов решения вопросов, которые всегда приводили к гибели людей – сотнями, тысячами, миллионами… Ультиматум их я отверг…

– И вы, и те, кто вас послал – авантюристы. Вы погубите себя – ну, это ваше дело, черт с вами. Но вы погубите страну, все, что мы уже сделали. Передайте это комитету, который вас послал. Сейчас мы подошли к подписанию Договора. Вместе с республиками подготовлены крупные решения по продовольственным, топливным, финансовым проблемам… Только самоубийцы могут предлагать сейчас вводить чрезвычайный режим в стране. На это я не пойду. Именно в этот момент Варенников заявил:

– Подайте в отставку.

Это наглое требование генерала я отклонил: вы не дождетесь от меня ни того, ни другого, передайте это всем тем, кто вас послал сюда…

Ну, вот вы завтра чрезвычайное положение объявите. А что дальше? Вы хоть спрогнозируйте на один день, на четыре шага – что дальше? Страна отвергнет, не поддержит эти меры. Вы хотите сыграть на трудностях, на том, что народ устал, что он уже готов поддержать любого диктатора…

– Я предлагаю созвать Верховный Совет, Съезд и все решать. Вы обеспокоены нынешней ситуацией? Она беспокоит всех нас. Вы считаете, что нужны срочные неотложные меры. Я такого же мнения. Давайте соберемся и будем решать…

Но это был разговор с глухонемыми. Машина была запущена – теперь это ясно. Я сказал:

– Все, другого разговора не может быть. Доложите, что я выступаю категорически против ваших замыслов, и вы потерпите поражение. Но мне страшно за народ и за то, что мы сделали за эти годы…

Наиболее грубо вел себя Варенников. Был такой момент. Я сказал: «Не помню, как Вас зовут (помнил, конечно!), Валентин Иванович? Так вот, Валентин Иванович, общество, народ – не батальон: скомандуешь: направо или налево марш! – и все пойдут, куда скажете. Не будет так. Помяните мое слово».

А В КОНЦЕ РАЗГОВОРА Я ПОСЛАЛ ИХ ТУДА, КУДА В ПОДОБНЫХ СЛУЧАЯХ ПОСЫЛАЮТ РУССКИЕ ЛЮДИ (выделено мной. – О.М.)…»

Но вот любопытная деталь: хотя Горбачев, по русскому обычаю, и обматерил незваных гостей, все же при расставании попрощался со всеми за руку («Я все же считал, что после такой встречи, после этого «душа», доложат все и взвесят, обдумают. Потому что разговор мой с ними был очень резкий…»)

Не очень логично: расставаясь с заговорщиками – по сути дела, с государственными преступниками! – на прощание жать им руку. Мне могут возразить: дескать, Горбачев ведь еще не знает, что они уже стали преступниками, уже перешли Рубикон, он еще считает, что они лишь готовятся к этому и, не исключено, он их переубедил. Ну как же не знает! Они уже отключили ВСЕ телефоны президента, в том числе стратегическую связь, «ядерную кнопку». Они непрошенными, попирая все установленные нормы безопасности, вломились к нему. Возможно, у кого-то из них в кармане оружие, то есть они непосредственно подвергли опасности жизнь главы государства. Рубикон перейден! И после этого провожать их с рукопожатиями! Странно, нелогично.
Кстати, зачем Горбачеву упоминать об этой странной детали в своих мемуарах: послал «на три буквы» и тут же, прощаясь, «поручкался» ? Можно ведь и промолчать о такой детали. Но Горбачев упоминает и дает этому не очень убедительное объяснение. Видимо, догадывается, что в дальнейшем, при любом исходе дела, его посетители будут в подробностях рассказывать, как прилетели, как разговаривали, как «тепло» прощались. Так что надо заранее все самому объяснить.
И действительно, такого рода рассказы со стороны гэкачепистов потом последовали. Болдин, например, утверждал, что в конце их с Горбачевым разговора из уст президента вылетела не матерщина, а напутствие – правда, не очень вежливое, но тем не менее: «Черт с вами, действуйте».
Я-то думаю, если Горбачев действительно сказал что-то похожее, это выглядело несколько по-иному, примерно так: «Черт с вами! Делайте что хотите! Я считаю это безрассудством и в этом не участвую!»
Вот уж после этого не грех было и одарить друг друга прохладным рукопожатием.
«Банда четырех» возвращается в Москву
Какую бы версию окончания разговора ни принять, – горбачевскую или болдинскую, – нельзя сказать, что у «банды четырех», когда они покинули Форос, были большие основания для радости. Когда ехали к президенту, возможно, все-таки питали какую-то надежду склонить его на свою сторону. Но вот ситуация окончательно прояснилась: Горбачев отказался их поддерживать, вводить чрезвычайное положение и теперь вся ответственность за дальнейшее ложится на их плечи. Из книги Степанкова и Лисова «Кремлевский заговор»: