Я еще крепче сжимаю подбородок Билли: секунда – и он треснет, как фарфоровая чашка.

– Хорошо, хорошо… – Билли идет на попятную. – Несчастным он не выглядел, но выглядел одержимым…

– Продолжай.

– А нечего продолжать… Это почти финал. Он погиб где-то через месяц или около того. Темная история на фоне австрийских Альп. Август даже называла мне место, где все это произошло… Погоди… «Райская долина», что ли? Точно. Пансионат «Райская долина».

– Он разбился? Свалился в пропасть? Или его накрыло лавиной?

Типа… Только Август не верила в несчастный случай. Август вообще тяжело это пережила, она была нежно к нему привязана, у них было что-то вроде мужской дружбы… Ха-ха. Ты же знаешь, как это бывает: базары о девушках, пара гаванских сигар, обмен адресами, где можно достать хорошую технику, зависти в таких отношениях нет, все образцово-показательно радуются успехам друг друга… Август – она такая. Ей важны друзья, она для них в лепешку расшибется. Дурацкий романтизм.

Спорить с Билли, модной писательницей, а уж тем более – воспитывать ее, занятие бесполезное, но хватки я не ослабляю.

– Тогда, когда Илья погиб… Август сказала что-то вроде: есть отношения, которые не приводят ни к чему, кроме смерти… Я развила эту мысль.

– Ни секунды в этом не сомневаюсь.

– Есть отношения, которые не приводят ни к чему, кроме смерти. И это – лучшее в них. Человеческая смерть переносится гораздо легче, чем смерть отношений. Как тебе, а?

– Шикарно. Только не распыляйся, оставь хоть что-то и для бундесов.

– Не ссы, все будет пи-па-по! Для бундесов у меня уже припасено. – Билли раздувает жабры, она вот-вот лопнет от осознания собственной значимости. – Бундеса как дети – радуются всякой херне… А я напишу не херню! Я напишу та-акую книгу… Она так… так перданет!..

– А выражение «я взяла в рот» там будет?

Билли щурит глаза (ярко-зеленые, но не исключено, что она носит контактные линзы) и порывается почесать переносицу.

– Это намек? Или интересное предложение, от которого я не должна отказываться?

– Это просто вопрос.

Ну тогда… Кто тебе брякнул такую мерзость? Как стилистическая единица это выражение несостоятельно, но его можно заменить на другие, гораздо более впечатляющие…

– Ладно… Неважно, – я наконец-то отпускаю Билли.

– Если тебя что-то смущает… Лично я предпочитаю мужчин, я не Август. Я просто экспериментировала… Наблюдала.

– Подворовывала.

– Ты о саквояже?

– Я обо всем.

– Ты большой умник, – Билли покровительственно хлопает меня по щеке. – Я хочу подарить тебе свою книгу.

– «Две девушки в тени, одна девушка на солнце»?

– Йес!.. Ты и название знаешь?

– Конечно.

– Бундеса ее уже купили. А еще чехи с голландцами. И французы собираются. Америка пока держится, но они вообще никого не любят, кроме себя… Не любят, не читают, не слушают, не смотрят – зажравшиеся скоты, вот они кто!..

…Билли болтает и болтает.

Это не мешает мне вести машину и думать об Август. У меня куча мыслей в запасе, но я думаю об Август. Жаль, что все так получилось с Август, только не я первый начал.

Все могло сложиться по-другому, не будь Август так настойчива. Не заподозри она неладное. Я не давал никаких поводов, полночи я наблюдал, как Август возится со светлым образом Билли. Фотосессия затянулась, Август была полностью поглощена ей – так мне казалось. Но я ошибался.

Август не похожа на Лору, которая придумывала жизнь себе, Август не похожа на Билли, которая придумывает жизнь другим, реальность Август – объективная реальность. Это не касается работ Август, в ее террористах, ее позапрошлогодних басках и прошлогодних ирландцах – в них-то ничего настоящего нет; представить, как воспетый камерой красавец устанавливает детонатор, еще можно, все остальное – убитых, раненых, осколки и болты в человеческом мясе, горе, страдание, кровь – нет. Фотографии ничего не говорят об этом – и потому лгут. Следовательно – и Август лжет. Так же, как Лора, так же, как Билли, может быть – даже более изощренно.

– …Ужасно не то, что смерть существует. Ужасно то, что ее сделали фактом искусства. Ужасно то, что ничего интереснее смерти, как факта искусства, нет. И того, что люди обычно принимают за смерть.

Это Билли. Я вздрагиваю.

– Ты действительно так думаешь, Билли?

– Нет. Я как раз так не думаю. А это правда краденая машина?

– Это моя машина. Я ее не крал.

– Жаль… – Билли выглядит несколько разочарованной. – Жаль, что она не краденая.

– Ну ты, наверное, уже придумала историю?

Билли испытующе смотрит на меня и начинает смеяться; я снова слышу хлопанье птичьих крыльев, но какое-то глуховатое, смазанное: птицам в салоне «Тойоты» не развернуться.

– Почти. Если бы ты просто угнал ее – это было бы банально.

– Банально, да.

– Тогда… Ты мог избавиться от прошлого владельца и присвоить машину себе. Как тебе такой вариант?

– А подробнее? – в сердце у меня сразу же образуется пустота.

– Подробности я еще не придумала… А ты обещал рассказать мне что-нибудь.