— Я сумею вовремя остановиться и не допущу излишних вольностей, — сказала она себе.

Возможно, ее прабабка говорила себе то же самое, прежде чем прыгнуть в постель к королю Георгу.

Аннабелла запыхалась от танцев. Ее компаньонка, мисс Лиззи Гэмбони, настаивала, чтобы она немного посидела и передохнула. Однако Аннабеллу было не остановить.

Лиззи тяжело вздохнула. Ее подопечная, которая была всего лишь на два года старше компаньонки, отличалась красотой и упрямством. Своеволие Аннабеллы уже начало порядком надоедать Лиззи. Аннабелла считала, что для человека нет в мире ничего невозможного, но Лиззи, старшая дочь в семье приходского священника, знала, что это не так. Она вынуждена была покоряться воле других людей и получала за это, на ее взгляд, слишком скудное вознаграждение.

— Разрешите пригласить вас на танец, миледи! — воскликнул подскочивший к Аннабелле фермер, умытый и аккуратно причесанный парень, с восхищением смотревший на сестру герцога.

Аннабелла упорхнула прежде, чем Лиззи успела сказать хоть слово. Поймав на себе взгляд герцога, компаньонка совсем расстроилась. Она боялась, что Сомертон обвинит ее в небрежении своими обязанностями. Если Лиззи потеряет свое место, ей будет некуда идти.

— Мисс Гэмбони!

Вздрогнув от неожиданности, Лиззи подняла глаза и увидела стоявшего перед ней Терри Бельмонта, симпатичного молодого человека, которого терпеть не мог герцог. Терри обладал дурной репутацией, но улыбка у него была обворожительной, этого Лиззи не могла отрицать.

— Да, мистер Бельмонт?

Лиззи старалась говорить с Терри как строгая компаньонка, а не как неуверенная в себе девушка. Впрочем, Терри не смотрел на Лиззи, его взгляд шарил по залу, отыскивая Аннабеллу.

— Скажите, бальная карточка леди Аннабеллы уже заполнена? Все танцы расписаны?

Лиззи улыбнулась:

— Не думаю, мистер Бельмонт, что сегодня вечером она пользуется бальной карточкой.

— Надеюсь, мне удастся пригласить ее сегодня еще на несколько танцев, — мечтательно промолвил Терри.

— Мне кажется, вам не следует этого делать, — сочувственным тоном сказала Лиззи. — За вами наблюдает герцог.

Лиззи было жаль молодого человека. Аннабелла уже многим разбила сердце. Сама же она в душе оставалась равнодушной к своим пылким кавалерам.

Терри улыбнулся, и у Лиззи вдруг екнуло сердце. Он был просто очарователен. Лиззи вынуждена была напомнить себе, что она строгая компаньонка, а не ветреная девица.

— А вы танцуете, мисс Гэмбони? — спросил вдруг Терри.

Лиззи изумленно взглянула на него.

— Т-танцую? — пролепетала она.

Не обратив внимания на вопросительную интонацию, Терри принял ее слова за знак согласия, схватил Лиззи за руку, увлек ее на паркет и закружился с ней в вихре танца. Лиззи не танцевала целую вечность и, махнув на все рукой, с наслаждением отдалась танцу.

Как и предполагал Синклер, ужин был отвратителен. Некоторое время Синклер заставлял себя поддерживать светский разговор, а затем отправился на поиски Аннабеллы. Она не хотела уезжать так рано, но Синклер настоял на своем. Надув губки, Аннабелла дала увести себя из зала и вместе с братом и компаньонкой проследовала к экипажу. Ее глаза подозрительно блестели, а щеки пылали.

На обратном пути брат и сестра хранили молчание. Синклер обдумывал план похищения.

Синклеру стало грустно, когда он, подняв зажженную лампу, огляделся вокруг. Его тайное убежище, его былое святилище находилось в плачевном состоянии. Он не был здесь уже много лет и, конечно, предполагал, что чердак пришел в запустение. Но все равно от вида паутины, свешивавшейся с потолка клочьями, и толстого слоя пыли на полу у него сжалось сердце.

Он поднялся сюда ночью потому, что не смог заснуть. Синклер долго лежал в постели, вспоминая, как целовал Юджинию Бельмонт, представляя себе ее раскрасневшееся лицо и непокорные кудри. Ее образ постоянно преследовал Синклера, не давая ему заснуть, поэтому он встал с постели, зажег лампу и поднялся по лестнице в маленькую комнату на чердаке.

С тех пор как он был здесь в последний раз, прошло десять лет… Тем не менее в его памяти были живы воспоминания о том дне, когда он запер дверь этой комнаты, навеки похоронив свои надежды и мечты. Он чувствовал себя несчастным и подавленным, когда спускался по ступеням с чердака. У него было ощущение, как будто он предал свои идеалы. Он отказался от лучшего, что было в нем, от жизни, о которой всегда мечтал.

Мать Синклера обвиняла во всем наставника сына из Итона. В семнадцать лет Синклер увлекся живописью, бредил картинами, хотел поступить в Королевскую академию искусств. Наставник утверждал, что у Синклера талант. Его небольшая выставка этюдов и картин вызвала настоящий ажиотаж среди любителей искусства. Ободренный этим успехом, Синклер стал посвящать живописи все свободное время. Он витал в мире художественных образов и фантазий.

До тех пор, пока мать не положила этому конец.

Она заявила, что джентльменам не пристало заниматься художественным творчеством, что все художники ведут богемный образ жизни, порочащий имя знатного аристократа. А этого мать Синклера не могла допустить. Ему не следовало забывать, что он Сомертон.