И все же легион остался преданным присяге, «лояльным», как скажут легионеры. После расстрела французской армией мирной демонстрации «черноногих», унесшего около сотни молодых жизней, появления баррикад на центральных улицах, когда красавец Алжир разделился, словно Бейрут, на французские христианские и мусульманские районы, на фоне капитулянтских приказов де Голля власть в Алжире попыталась взять армия. Мятеж вспыхнул, как сухой кустарник — без подготовки и продуманной стратегии. Многое зависело от того, на чьей стороне окажется Иностранный легион.

Первый парашютный полк, расквартированный в Алжире, благодаря решимости его командира майора Сен-Марка, служившего в «пара» уже десять лет, в ночь 21 апреля взял столицу под контроль. «Первый» был уже не с Парижем. Его полковая песня «Я ни о чем не сожалею…», которую исполняла Пиаф, с момента его решения приобрела гораздо более глубокий смысл.

Теперь все зависело от «Отчего дома» в Сиди-Бель-Аббесе. Полковник Бротье думал долго, взвешивал все «за» и «против», но не в смысле своих погон… речь шла о принципах Иностранного легиона. А затем принял нелегкое решение: «Происходящее в стране не имеет к нам отношения. Это полностью французское дело. Мы остаемся лояльны».

Легионеры остались верны своему, однажды сказанному слову, но остались без своего Алжира.

Президент де Голль был злопамятен и не терпел возражений: непокорный Первый парашютный полк расформировали сразу же после того, как путч генералов в Алжире был подавлен, а его активные участники оказались за решеткой. Президент Республики был готов разогнать и весь Иностранный легион. Лишь заступничество военных спасло легион от полного разгрома: были расформированы лишь три полка, дислоцированные в Северной Африке и Сахаре.

Так возникло еще одно качество легионера: недоверие власти. Политики созданы для того, чтобы использовать солдат, а потом предавать их.

После войн в Алжире легионерам неоднократно приходилось защищать свою честь. Как наши офицеры в ельцинские «девяностые» стеснялись появляться на улице в своей форме, так и участникам алжирской войны приходится отвечать перед журналистами и судами за то, что все они — палачи, насильники и мучители арабов. При этом почему-то все забывали, что половина арабского населения воевала вместе с французами за свой Алжир. Потом их эвакуировали вместе с семьями, чтобы спасти от праведной мести своих соотечественников — победителей в той гражданской войне.

Обвинения продолжаются, но никто из обвинителей почему-то не задается вопросом: а что будут делать завтра с теми, кто помогает легионерам в Афганистане сегодня? Или не вспоминает 100 тысяч тех французов, что не уехали к своей мачехе-Франции, и алжирцев, которые поверили в то, что их не тронут, несмотря на то, что они симпатизировали «колонизаторам». Сколько «черноногих» было выброшено из своих квартир и убито после ухода из Алжира Иностранного легиона? И еще долго бегали по городу стаи голодных и одичавших собак — некогда домашних любимцев…

«А пропо», как говорят французы. Между прочим, спустя два года после исхода французов из Алжира в Сахаре нашли колоссальные запасы газа. Геологическую разведку проводили еще при старой власти… В истории не бывает сослагательного наклонения, но все же не так уж трудно себе представить, какой была бы Франция сегодня, если бы алжирский газ был французским. Впрочем, опыт других стран показывает, что «сидение на трубе» не способствует оздоровлению нравов в обществе и укреплению стойкости нации.

«Женщина — великая вдохновительница Легиона», — замечает писатель Пьер Мак-Орлан в своем эссе «Легионер», опубликованном в 1930 году. Этот мир без женщин, под названием «Легион», создали именно женщины. От них в легионе скрывались, но они же и следовали за ним повсюду, куда бы ни заносила служба. Правда, это были совсем не те женщины, которые становились причиной вступления в мужское братство легиона: они опустошали кошельки, а не душу. А легионеры — как летчики: не погибают, а просто не возвращаются из своего полета над жизнью.

Было время, названное «золотым веком» Французского Иностранного легиона, — в историческом измерении было оно даже не вчера, а всего несколько минут назад. Как и любое счастливое время, «золотой век» был недолгим: это период между двумя мировыми войнами. Именно тогда и сложилась часть «мифа о легионе», посвященная его любовным подвигам. Этот эротический ореол совсем не подходит современным легионерам.

Это было время мужчин без женщин, когда мужчины спасались от женского общества в легионе, как в монастыре. Они становились истовыми приверженцами своей новой религии и членами мужского братства этого самого распущенного монастыря, имя которому — легион.