"АЗОН" – значилось на вывеске.

Шрайнер, не веря глазам, скатился в подвал по крутым ступенькам. Он задыхался. Он боялся, что счастье, как всегда, ускользнет.

Он распахнул дверь и голова его закружилась от изумительных ароматов табачного дыма и испарившегося алкоголя. На полках стояли бутылки с разноцветными наклейками, отражались в зеркале, нахально удваивая свое количество. Бокалы висели вниз головой над стойкой бара как прозрачные летучие мыши, уцепившись тонкими ножками за вырезы в деревянной доске. Бармен меланхолично протирал полотенцем фужер. Три человека сидело за столиками – каждый по отдельности. Тихо играл древний Чарли Паркер. И еще: в баре не было ни одного телевизора.

"АЗОН". Алкогольная зона. Шрайнер добрался-таки до своего Иерусалима.

Тросточка громко цокала по деревянным доскам. Шрайнер шел к стойке и каблуки его выбивали хромой чечеточный ритм. Чарли Паркер выводил на трубе джазовую импровизацию.

– Мне водки. Две порции. – В голосе Шрайнера сдержанно ликовала абстиненция. Восклицательные знаки пытались вырваться на свободу, но застревали между зубами.

– Командировочное, – бросил бармен, лелея свою фужерную меланхолию.

– Что?

– Командировочное давайте. Удостоверение.

– Какое?

– Какое положено.

Трое людей оторвались от созерцания поверхности своих столов и бросили на Шрайнера тяжелые взгляды.

– А! – Вдруг дошло до Шрайнера. – Я это… Я иностранец! Вы уж извините, я ваши порядки плохо знаю.

– Карту.

Шрайнер выхватил бумажник как кольт из кобуры. Нацелил карту в бармена.

– Вот!

– Угу.

Бармен скользнул глазами по идентификационной карте. Признаки меланхолии на его физиономии усилились до состояния депрессивной тоски.

Не даст выпить, решил Шрайнер. Не даст, зараза. Тогда прыгаю через стойку, хватаю бутылку и выпиваю на месте -из горла. Пусть меня потом арестуют и депортируют.

– Какой водки?

– "Кристалл!" – Шрайнер боялся дышать. Боялся спугнуть удачу. – Сто граммов можно?

– Можно.

– А двести?

– Можно.

– А бутылку купить и унести с собой можно?

– Без проблем.

– А три бутылки?

– А денег у вас хватит?

– Сколько это стоит?

Бармен назвал цифру. Цифра впечатляла. Спиртные напитки явно принадлежали в России к предметам роскоши. Шрайнер озадаченно почесал в затылке.

– Налейте сто пятьдесят граммов бедному немцу, – сказал он. – А там увидим.

Через час Шрайнер обнаружил, что находится за столом не один. Он уже не помнил, сколько выпил к этому времени и сколько за это заплатил. Наверное, пропил свой месячный заработок, но какое это имело значение? Он сидел за столом, ел пельмени и выпивал стопку за стопкой. Он даже не был сильно пьян. Он просто восстанавливал свое душевное равновесие.

– Хорошо ты квасишь, смачно, – сказал человек. – Давненько не видел, чтобы люди так пили. Ты изголодался, похоже. У вас что, проблемы там с выпивкой?

– Где – "там"?

– В вашем чумном городе, – объяснил человек.

Рихард едва не подавился пельмениной.

– Я не из чумного города, – сказал он.

– Ты что, не чумник?

– Я не чумник. Я немец.

– А, вот оно что! – человек улыбнулся. – А выглядишь, как чумник. Прости, обознался. Впрочем, все иностранцы выглядят как чумники.

– Спасибо за комплимент, – буркнул Рихард. – Выпить не хотите?

– Выпить? – человек задумчиво посмотрел на бутылку. – Ну давай, выпью. Наливай.

На столе перед человеком неизвестно откуда появился допотопный граненый стакан, засаленный от длительного использования. Шрайнер набулькал человеку треть бутылки. Долил свою стопку.

– За что пьем? – спросил он.

– За чуму, – проникновенно сказал человек. – За нее, родимую. Чокаться не будем.

И вылил в глотку стакан одним махом.

– Прошу объясниться! – пьяно произнес Шрайнер. – Я, между прочим, не желаю пить ни за никакую чуму! И вообще, желаю знать, что происходит!

– Все вы желаете знать, что происходит. – Человек вытер губы рукавом, захрустел луковицей, опять-таки неизвестно откуда взявшейся. – Более того, все вы знаете, что происходит. Имеете некоторую информацию о протекающих процессах. Только этого недостаточно, необходимо осмысление происходящего. А вот с этим у вас большие проблемы. Потому что происходящее вам не нравится. Не имея же возможности влиять на происходящее, вы предпочитаете поставить преграду в своем сознании, перевести себя в состояние душевного сомнамбулизма. Сделать вид, что вы ничего не знаете, что вы заняты поиском первоисточника событий.

– Ничего я не знаю! – упрямо сказал Шрайнер. – Потому что все, кого я здесь встречаю, кормят меня вместо ответов на вопросы всякой галиматьей. Вот такой же, каковую вы только что произнесли. Да, я хочу знать, что является первоисточником событий! Что стало причиной того, что русские так изменились?

– Чума. Я же сказал тебе – чума.

– Какая еще чума? Чуму победили давным-давно! Все здоровы!

– Все больны, все. – Человек вяло махнул рукой. – Вирус сидит в душах. Он делает свое дело – то единственное, что умеет делать. Больны те, кто заражены. Больны те, кто пока не заражен. Больно человечество. И это естественно. Люди не созданы для того, чтобы жить вечно. Только Старик никак не может умереть…