Шрайнер тупо смотрел на человека. Он никак не мог понять, как этот тип выглядит. Вначале Шрайнеру казалось, что тот имеет вполне русскую внешность – квадратный подбородок, нос картошкой, голубые глаза, отстраненно глядящие из сеточки морщин. Теперь же типус больше смахивал на тощего старого индуса: кожа его стала темной, нос вытянулся, глаза почернели, длинные седые волосы висели пучками свалявшейся пакли из-под странного сооружения на голове, похожего на тюрбан. Человек был неопределенным. Тающие пятна тумана плыли над столом. Стул под Шрайнером качался, мерно вздымался и опускался на волнах дремлющего океана. Мутные стекла иллюминаторов бросали тусклые блики на дубовые стены.

– Куда мы плывем, старик? – спросил Шрайнер. – Куда? И кто правит нашим кораблем?

– Познание не всегда приносит радость, – устало сказал старик. – Вот так-то, Шрайнер. Путь заканчивается. Все приложили к этому руку. Все. И ты, Шрайнер, тоже. Вспомни, что ты натворил. Такова судьба. Даже я порой не в состоянии предугадать, что случится с людьми через несколько лет. Люди так изменчивы… Люди – дети хаоса. Энтропия является для них естественным состоянием, а любая попытка навести порядок оборачивается очередным шагом к гибели…

– Еще водки! – крикнул Шрайнер, повернувшись к стойке, и столкнулся с холодным взглядом бармена. Тот стоял рядом со столиком Шрайнера, сложив руки на груди.

– Хватит, – сказал бармен. – Бар закрывается. Два часа ночи. Вот ваш счет.

Шрайнер растерянно обвел глазами помещение. Их здесь было только двое – он и бармен. Стул напротив Шрайнера пустовал.

– Это кто был? – Шрайнер ткнул пальцем вперед. – Что за человек был?

– Где?

– Здесь. Сидел на этом вот стуле. Мы пили с ним водку.

– Здесь никого не было.

– Как – никого?

– Никого. Вы весь вечер изволили пить в одиночестве. Выпили две бутылки.

– Нет! Мы же с ним разговаривали!

– Вы разговаривали, – подтвердил бармен. – Причем разговаривали весьма громко. Такое здесь часто случается. Я каждый день вижу, как люди громко разговаривают сами с собой, особенно после второй бутылки.

Шрайнер поднялся на ноги. Тяжело оперся на стул. Волна спиртовых испарений, исходившая из его рта, дезинфицировала воздух в радиусе трех метров.

– Черт бы вас всех побрал, – сказал он. – И вас, бармен, в том числе. Вы – дети хаоса…

– Это вы – дети хаоса. – Бармен неожиданно улыбнулся в первый раз за сегодняшний вечер, блеснул ровными белыми зубами. – А мы – дети порядка, господин иностранец. Мы спасем вас. Если вы, конечно, не вымрете к тому времени от собственной глупости.

Шрайнер плюнул под ноги. Бросил деньги на стол и пошел к выходу.

Рихард Шрайнер спотыкался на каждом шагу. Непослушные ноги неожиданно бросали его то на проезжую часть, то снова на тротуар, то заставляли врезаться в стену. В поисках опоры Шрайнер пытался ловить руками проплывающие мимо деревья, но не всегда ему удавалось это – не раз он промахивался и падал на землю, обдирая ладони и локти.

Пьяный одинокий иностранец, бредущий по спокойной спящей России.

– Что, получил свое? – бормотал Шрайнер. – Доволен теперь, придурок? Надрался, да? Приблизился к решению мировых проблем? Старый безмозглый придурок. Несовершенный иностранец в мире совершенных нелюдей. Поезд уехал. Тебя ведь тоже звали, да? Почему ты не вспрыгнул на подножку?

Он получал новые шишки и ссадины с мазохистским удовольствием. Они отвлекали его, оттесняли телесной болью тоску, поселившуюся в душе.

Однако со временем туман, затрудняющий продвижение Шрайнера, начал мало-помалу рассеиваться. Движение, сжигающее алкоголь в крови, оказывало свое благотворное воздействие. И к пяти часам утра Рихард с удивлением обнаружил, что продвигается вперед по относительно ровной траектории. Еще он осознал, что ему страшно хочется спать. И что понятия не имеет, где находится.

Скорее всего, он попал в место, где люди уже не жили – квартал, предназначенный под снос. В некоторых окнах еще сохранились стекла, но трещины шли по серым панелям пятиэтажек и кучи строительного мусора неприятно резали глаз после стерильной чистоты центральной части города. Запах гниющих отбросов витал в воздухе. Рихард встал, оперся на тросточку.

«Мне не нравится это место, – решил Шрайнер. – Надо отсюда выбираться».

Он уже повернулся, чтобы идти обратно. И увидел в дымчатом предрассветном полумраке фигуру. Человек стоял и держал наперевес большую палку. Он глядел на Шрайнера.

Шрайнеру вдруг стало страшно. Он знал, что русские неагрессивны. Что они не могут напасть на человека. Но в этой фигуре было что-то зловещее. И палка была длинной и сучковатой.

Шрайнер повернулся и быстро заковылял дальше по улице.

«Ничего он мне не сделает, – лихорадочно думал он на ходу. – Наверное, это местный сторож. Сейчас я выйду на большую улицу и поймаю такси. Или просто встречу приличного человека и спрошу его, как лучше добраться до гостиницы. А этот урод… Это всего лишь ночное привидение. В Москве появились привидения. Но скоро запоют петухи и нечисть сгинет»…