Официантка принесла поднос, выгрузила с него семь стаканов с коктейлем. Шваркнула перед Николаем и прекрасной дамой Лизой железные тарелки с внушительными отбивными, напоминающими ленч неандертальца, и гордо удалилась, выражая презрение всеми частями своего округлого тела.

Краев сделал первый осторожный глоток коктейля. У него был довольно оригинальный вкус, пузырьки углекислого газа приятно защекотали язык.

– Стало быть, вы тут между собой регулярно деретесь? – спросил он Чингиса.

– Стало быть, да.

– И зачем же? – полюбопытствовал Краев. – Чего вы тут поделить не можете, у себя в городе? Все чумники – братья! Как же вы так? За что же вы друг друга?

– Все очень просто, – пояснил Крюгер. – Чумники разные бывают. Бараны вот, к примеру, все исключительно хорошие. А среди чумников всяких уродов – пруд пруди. Ну как такому не дать по морде?

– Ребятки! – воскликнул Краев почти с умилением, попытался провести рукой по встрепанной шевелюре, и вспомнил, что таковая отсутствует, замененная авангардным гребнем. Впрочем, это не охладило его неоромантического пыла, подогретого напитком. – Ребятки! Вы сами не представляете, какие вы чудесные! Я и сам чумник, но общаться мне приходилось исключительно с теми, кого вы называете "правильными". Так вот, поверьте, они – намного хуже вас…

– Дело не в "правильных", – невесело произнес Крюгер, морщины обрисовались в уголках его рта и Краев увидел, что не так уж его собеседник юн – пожалуй, не меньше тридцати пяти лет. – Дело в Чуме. И в самих чумниках. Да, мы – интеллектуалы, художественные натуры. Ну и что? Сам понимаешь, что умные индивидуалисты встречаются не только среди хороших людей… Дерьма здесь хватает с избытком. Все изменилось. Еще три года назад чумное сообщество было более или менее единым: мы были сплочены общей бедой и верой в то, что от беды придет избавление. Мы вместе строили этот город, нам было чем заняться. А теперь наше общество раскололось. Надежда на то, что нам удастся выбраться из чумных карантинов, слабеет с каждым годом, с каждым месяцем. Благополучие? Сам видишь, что у нас есть все, чего мы пожелаем. А нам – надоело! Мы тупеем от бессмысленного комфорта. Чумников просто не существует для остального мира! Нас нет, понимаешь? Никто не знает о нас! Ненависть копится в чумниках. Ненависть друг к другу, потому что никого, кроме друг друга, мы не видим. Некоторые, такие как Салем, пытаются сдержать нашу тягу к самоуничтожению. А эти… – Крюгер махнул рукой в сторону крайнего стола. – Этим уже на все наплевать. Они ненавидят всех. Они называют себя животрупами. И это действительно так – на живых людей они мало похожи.

– Подожди, как же так? Но есть же у вас командировки в большой мир. Есть работа. Неужели от этого не становится легче?

– От этого только тяжелее. Это двойной стресс. Сперва ты вылезаешь из своей тюрьмы и обнаруживаешь, что страны, в которой ты когда-то жил, больше не существует. На ее месте другая страна и другой народ – чуждый и непонятный. А через месяц ты возвращаешься назад, в свой комфортный, но опостылевший дом и думаешь о том, что никогда не сможешь уйти – ни в свою страну, которой больше нет, ни в другие страны, закрытые для нас навсегда. Если бы мы были тупыми исполнителями механической работы, было бы легче. Но что делать нам? Какой смысл писать картины, если их увидит только твоя жена и пара друзей? Зачем разрабатывать аппаратуру, если она не пройдет тест как потенциально агрессивная? На кой черт писать компьютерные программы, если электронную сеть запрещено создавать даже в пределах одного чумного карантина?

– Это вы создали современные российские технологии? – тихо спросил Краев, прикрывшись для конспирации рукой. – Все то, что вызывает изумление на западе?

– Тут нет секрета, можешь не шептать, метаморф. Многие из тех, кто сидят сейчас вокруг тебя и напиваются как свиньи, участвовали в разработке всяких технологических чудес. И сейчас участвуют, регулярно выезжают в командировки. Таким образом мы решаем проблемы "правильных", иммунных. Они не глупы, у них высокий интеллектуальный коэффициент. Они великолепно просчитывают и выполняют любую работу, если им правильно задать параметры. Только они неспособны генерировать новые идеи. Для этого нужны мы, чумники.

– Сволочи эти бараны! – произнес Краев громко, не скрывая своих чувств. – Не понимаю, какого черта мы сидим в этих штрафных изоляторах? Плюнуть на все, и жить там, где нам хочется. Что нам бараны могут сделать? Они же неагрессивные!

Сказал и обнаружил, что на него вытаращились со всех соседних столов. Да и своя компания притихла, снова превратилась из дружественных собеседников в настороженных вампиров. Да, ничего не скажешь – обладал Краев редкостным умением потерять контроль и испоганить все, что сам так долго налаживал.

– Так-так… – Могучие пальцы метиса застучали по столу. – Интересные вопросы ставит товарищ метаморф… Лисенок, может быть, ты все-таки объяснишься? Расскажешь, что за иностранного шпиона ты сюда привела?

– Я же сказала тебе, качок хренов… – Лиза медленно закипала в ярости, приподнялась уже, готовясь то ли плеснуть Чингису в физиономию пойлом, то ли вцепиться ему в щеки ногтями. – Ты что, не понял: Салем прозвонил его, он безопасен…

– Спокойно, Лиза. – Краев положил ей руку на плечо. – Расскажи им. Они все равно узнают. Какой смысл скрывать?

– Ладно. – Лиза раздраженно дернула плечом, скинула руку Краева, сделала большой глоток из стакана. – Он не иностранец, он действительно из Инкубатора. Только он ничего не помнит. Салем глубоко просканировал его. Он бывший параспос, и у него стерли всю память за последние восемь лет. Всю! Он понятия не имеет, чем он занимался эти восемь лет и как его использовали. И он ничего не знает о чумниках, хотя и сам чумник. Он не знает, как выжить среди чумников. Я думаю, его специально сюда подсунули, чтобы животрупы у него сердце вырезали. Вы же знаете, как животрупы относятся к метаморфам. Только Салем перехватил его раньше. А нужно, чтобы он выжил! Он нужен нам!