Лукадо Макс
Шрифт:
– «Иди, ты свободен»
– «Что?» - Варавва поскрёб бороду.
– «Ты свободен. Вместо тебя они потребовали Назаретянина».
Варавва часто олицетворяется с человечеством, и это справедливо. Во многом он
похож на нас: заключенный, получивший свободу только, потому что кто-то, кого он
никогда в жизни не видел, занял его место.
Но мне кажется, что Варавва в каком-то смысле, вероятно, был более сметливым
малым, чем мы.
Насколько мне известно, он принял свою неожиданную свободу как она есть, т.е.
как незаслуженный дар. Кто-то подарил ему то, что сохранило его жизнь. Он схватил и
не задавал вопросы. Навряд ли можно представить себе, чтобы он выкинул какой-
нибудь из наших фокусов. Мы же, принимая свободный дар, пытаемся отработать его, проанализировать его и заплатить за него вместо того, чтобы просто сказать
«спасибо», приняв его.
Вероятно, покажется нелепым, но труднее всего - принять спасение из милости. В
нас живёт то, что противиться свободному Божьему дару. Что-то вроде фатальной
повинности создавать законы, системы и правила, сделающие нас «достойными» дара.
Почему мы так поступаем? Я вижу только одну причину. Принять милость -
означает принять её необходимость, а большинство из нас не любит делать этого.
Принять милость, кроме того, означает, что мы понимаем своё отчаяние, но
большинству слишком не хочется признавать и это.
Варавва же понял всё лучше других. Поэтому приговорённый к смерти без какой-
либо надежды на помилование, он и не собирался артачится при дарованной отсрочке
наказания. Может быть, он не понял милости и уж наверняка не заслужил её, но
отказываться не собирался. Возможно, мы бы правильно поступили, поняв, что
затруднительные положения, в которых мы оказываемся, не слишком отличаются от
случая с Вараввой. Мы тоже заключенные без единого шанса на апелляцию. Но то, почему некоторые предпочитают оставаться в тюрьме, когда открылась дверь
камеры, является тайной, достойной, чтобы над ней хорошенько подумали.
III
Если правда, что любой образ вызывает в памяти тысячу слов, то именно римский
офицер нашёл самые точные, потому что видел, как страдал Иисус. Он никогда не
слышал, как Иисус проповедовал. Не был свидетелем, как Иисус излечивал, и не шёл за
26
Иисусом в толпе. Тот солдат не знал, что Иисус может утишить ветер; он был
свидетелем только тому, как умирал Иисус. И этого было достаточно, чтобы заставить
состарившегося под зноем и стужей солдата сделать огромный шаг навстречу вере.
«Истинно Человек Этот был праведник». (25)
Случай этот говорит о многом, не так ли? Он говорит о том, что реалии жизни и
испытание веры сталкиваются в лишениях. Он говорит о том, что истинность веры
любого из нас открывается в страданиях. Правдивость и сущность наши предстают в
подлинном свете в несчастьях. Вера проявляется не в воскресных посещениях церкви
в костюме-тройке, не летними днями на занятиях по изучению Библии во время
отпуска, а у больничных коек, в палатах для больных раком, на кладбище.
Может быть, именно страдания за веру тронули старого, загрубевшего солдата.
Очевидность их - убедительное доказательство. Любой сможет проповедовать на
пригорке с ромашками, но воплотить своё наставление в жизнь на вершине страдания
может только сильный человек, преисполненный веры.
Ну. . Почти
Почти. Слово ужасное в любом языке.
«Почти». Оно из одной компании с «приблизительно», «в следующий раз», «если
бы только» и «около». У этого слова привкус упущенных возможностей, потерпевших
неудачу попыток и неумело использованных шансов. «Почти» - это лишь благодарность
в приказе, это игра в дублирующем составе, это скамейка для запасных, это второе
место в состязании, это подгоревшая выпечка.
Почти - это то, что ускользнуло: только что закончившаяся распродажа, почти
окупившееся рискованное предприятие. Почти.