Шрифт:
— Юрий Петрович, мы люди свои, прикидываться мне перед вами нечего. Хотел бы Гамлета? Конечно, хотел бы. Верю ли я в то, что могу это сыграть? Конечно. Может быть, не сегодня, но завтра... Давайте попробуем...
Естественная ситуация для любого актера в любом театре — второй состав, но почему-то В.Золотухин всю жизнь после смерти Высоцкого будет оправдываться по этому поводу. Не объяснять или доказывать свою естественную правоту, а оправдываться: «Вчера у Володи день рождения — шеф мне предложил попытать удачи в Гамлете. Какая-то ирония. Один раз я сыграл Керенского за 50 рублей. Точила меня тоска! — что друга предал. Чепухой все оказалось, ерундой. Теперь, кажется, я опять играю на его трагедии. Он царь еще... Ну, а у меня что — две жизни, что ли?.. Тоже одна, и неизвестно какая. Ему сейчас важнее эта роль, это его идея, его смелость. Зачем мешать ему? Ведь я ему скажу все равно... но это, может быть, еще хуже, чем не говорить. А так он будет знать, что друг готовит нож, и будет бояться, зажиматься... не захочет вроде как секреты выдавать. А какие такие секреты могут быть в этой роли?!»
Это тот Высоцкий «не захочет секреты выдавать», который и в «Хозяине тайги», и в «Интервенции», позже в «Маленьких трагедиях» всегда опекал, помогал, подсказывал, совершенно не думая о том, что у Золотухина получится лучше, чем у него. Ну а Золотухин со своими сомнениями по поводу этики дружбы уже начал как бы вживаться в роль — «быть или не быть?!».
31 января состоялось комплексное мероприятие в театре — заседание месткома, бюро комсомола и партбюро. Обсуждали вопрос Высоцкого. Об увольнении речи не было, но строго-строго предупредили — «а в 33 распяли, но — не сильно...».
Высоцкий еще раз извинился и предупредил сам: «Если будет второй исполнитель, я репетировать не буду!». Интересно, что точно так же вел себя И.Смоктуновский после назначения его на роль Гамлета в фильме Г.Козинцева.
Высоцкий — Золотухину: «Марина улетела, и, кажется, навсегда, хотя посмотрим, разберемся».
«Как я в этот раз сорвался, просто не знаю. Никаких причин не было». Он не понял причину. Она была внутри. Ему казалось: он уже настолько выстрадал роль, что все должно получиться сразу. А у Любимова было свое видение роли, и он знал, что работа будет трудной и долгой.
1 февраля Высоцкий приступил к репетициям.
— Мне ужасно мешает, что я меньше всех. Ты погляди, я на сцене ниже всех. Меня это жутко угнетает, — говорил он Золотухину.
Золотухин дал дельный совет:
— Сделай это личное твое мучение физической недостаточностью — душевной гамлетовской мукой. Пусть это помогает тебе в одиночестве твоем, в твоей исключительности: да, вот так, такой Гамлет, и никаких других.
Н.Крымова: «В репетициях он всегда был примером сосредоточенности. Но работа над Гамлетом требовала еще и смирения, а смирить этого человека было невозможно... «Гамлет» не подстраивался к известному ряду, а выламывался из него — прежде всего благодаря Высоцкому. В зале было немало вопросов. Стихи Пастернака — можно ли сопровождать их гитарой? Некоторые радовались, другие пожимали плечами. И если вот так сразу, в самом начале одним стихотворением, да еще с такой силой подан весь сгусток смысла — то, что играть дальше? И голос Высоцкого кому-то показался грубым, и манеры шокировали не только Гертруду. «Если герои Шекспира в трагедии выражаются как конюхи, нам это не странно», — писал Пушкин. Но нам было странно. Шекспира театр на свой лад веками обрабатывал, и его грубость не избежала разнообразной эстетической обработки. А у Высоцкого манера выражаться не имела никакого привычного лоска, никакой изящной обертки. Он вышел на сцену таким, каким был. И сыграл не что иное, как свою судьбу. Вряд ли он сам понимал это. Еще меньше — не веря в силу пророчеств — понимали мы».
Уже 6 февраля Любимов сказал: «Правильно работали...»
В начале февраля куйбышевский молодежный клуб пригласил на два выходных дня группу актеров «Таганки» выступить с концертами. Договорились с В.Смеховым, Б.Хмельницким, З.Славиной, В.Золотухиным, В.Васильевым, В.Высоцким, подготовили афишу, арендовали зрительный зал Дома офицеров. Однако поездка сорвалась... Организаторы несостоявшегося концерта попытались разобраться в ситуации. Их долго и под разными предлогами не пускали к секретарю горкома партии по идеологии Лидии Денисовой. В конце концов они к ней в кабинет вошли самовольно и услышали фразу без комментариев: «Пока я сижу в этом кресле, ноги Высоцкого в Куйбышеве не будет!» Потом выяснилось, что Денисова связалась по телефону со своей московской коллегой Л.Шапошниковой, чтобы та сорвала поездку. Сказано — сделано...
Весь февраль Высоцкий продолжает очень плотно работать над ролью.
Высоцкий — Золотухину: «Почему ты не посмотришь, как я репетирую? Во вторник будем готовить 1, 2, 3-й акты — приходи. Ты знаешь, он меня вымотал. Я еле стою на ногах. Он придумал такую штуку: когда Гамлет говорит, держится за сердце, трудно ему, задыхается. И у меня действительно начинает болеть сердце. Все, Валерочка, я решил: надо роль сыграть, надо сделать это хорошо. Позвонила Марина: «Я хочу, чтобы ты сыграл Гамлета». Ну, раз женщина хочет, нельзя ее обижать...»
Ю.Любимов понимает, какую махину они взвалили на себя, и хочет, чтобы это понимали все: «Так, на шармочка, вы не проскочите в этой пьесе. Она раздавит вас, как каток асфальтовый, от вас мокрого места не останется... Я ведь хочу сказать, если не будет получаться, я спектакля не выпущу. Вы меня поняли?»
Однако от перегрузок, нервного напряжения на репетициях, усталости и одиночества у Высоцкого стало шалить здоровье, открылось кровотечение. По протекции А.Митты он 7 марта ложится в Центральный госпиталь МВД, где работает врачом двоюродный брат Митты — Герман Ефимович Баснер. Официальный диагноз — язва двенадцатиперстной кишки. Обещали поставить на ноги через месяц. Высоцкий лежал в генеральской отдельной палате с телефоном. Режим был строгий: все-таки госпиталь МВД. Хотя персонал относился к нему очень хорошо, после пребывания в этой больнице к Высоцкому пришла боязнь больниц вообще и людей в белых халатах. Теперь в больницу он будет ложиться только в самых тяжелых случаях.
Пока Высоцкий лечился, у Семена Владимировича появилась возможность приобрести машину — с августа прошлого года завод в Тольятти стал выпускать первые тысячи «Жигулей». Тогда это был еще автомобиль «Фиат-124»: все части машины — от двигателя до сидений — были итальянскими, а сборка и сварка советскими. Эта машина, «купленная отцом для сына», и стала первым из шести автомобилей Высоцкого. Прямо с тольяттинского завода машину перегнал друг Владимира — Валентин Савич. Из-за желания поскорее начать водить он не вылежал полный срок противоязвенного лечения. Да и чувствовал он себя уже хорошо.