Шрифт:
Съемки фильма затянулись вплоть до суровой зимы. Тарковский уехал, полагая, что закончить картину этой зимой не удастся и придется ее законсервировать до следующего лета. Но Кочарян не сдавался, упрямо назначал каждый день съемки. Группа выходила на катере в бушующее море, пытаясь снять «летние» сцены. В конце концов сдался и режиссер фильма. По возвращении в Одессу Кочарян почувствовал себя плохо. Диагноз потряс всех. Рак. Левой не хотел сдаваться, но врачи сказали, что медлить больше нельзя. Пришлось лечь в онкологический центр, где ему сделали операцию. Почувствовав себя лучше, он улетел в Москву, забрав с собой весь снятый материал...
В июне 1969 года на Одесской студии Макаров, Тарковский и Збандут искали выход из создавшегося положения. Тарковский сказал, что Кочарян продолжить работу не сможет, и предложил назначить нового, одесского режиссера. Директора это предложение удивило, и он напомнил Тарковскому, что тот является худруком и, пожалуй, только ему и заканчивать картину. Тарковский, обычно требовательный к другим, не предъявлял подобного к себе и наотрез отказался продолжать работу над фильмом. Больше того, сказал, что снимает свою фамилию с титров. А на следующий день в Одессу прилетел Кочарян с твердым намерением самому закончить фильм. Тарковский в тот же вечер улетел в Москву, оставив друга один на один с фильмом и болезнью...
Кочарян делал все, чтобы вырвать свой шанс. Врачи определили ему месяц жизни, а он заставил себя прожить полтора года. Он часто терял на площадке сознание, но упорно продолжал съемки, а вся группа, собравшись в кулак, помогала ему их закончить. Но сил на окончание у Левона не хватило — монтаж, досъемки провел Эдмонд Кеосаян, а чистовую перезапись выполнили звукооператор В.Курганский и оператор-постановщик В.Авлошенко, знавший все замыслы режиссера.
Левон Суренович Кочарян дожил до премьеры своего единственного фильма «Один шанс из тысячи», которая состоялась поздней осенью 1969 года в Москве в Доме кино. Тарковского на премьере не было...
Кочарян заболел раком кожи в начале 1969 года. Несколько раз он подолгу лежал в больнице. Друзья навещали его... Но Высоцкий не приходил...
Его не стало 13 сентября 1970 года. Гражданская панихида проходила 16 сентября на «Мосфильме», поминки — на Большом Каретном. Пришло много народу — все любили этого необыкновенного мужчину. Большая квартира не вместила всех, кто пришел помянуть, люди стояли даже на лестнице. Высоцкий не пришел... Ни друзья, ни вдова — Инна — не могли простить это ему. А причина была чисто психологическая — он не мог переносить вида мертвого тела любимого человека, боялся потерять ощущение живого, большого и сильного Левона.
Конечно, Высоцкий чувствовал свою вину. Он пытался объяснить себя другу Левона Эдмону Кеосаяну:
— Ты знаешь, Кес... Я не смог прийти. Я не смог видеть Леву больного, непохожего... Лева — и сорок килограммов весу... Я не смог!
Э.Кеосаян: «Не сразу, через некоторое время, я все же понял Володю и простил. Нужно было время, чтобы понять Володю до конца... Это случилось, когда я каждое утро просыпался и говорил жене:
— Опять видел Леву во сне — больного, худого, беспомощного. Ну, хотя бы раз он мне приснился здоровым! Ну, хоть бы раз...
Вот тогда я понял и простил Володю».
Инна Александровна рассказывала, что однажды Высоцкий позвонил в день ее рождения 1 мая. Она стала говорить с ним — еще сдержанно, но уже не враждебно. Потом он спросил:
— Можно я приеду?
— Нет, — ответила она после паузы.
«Я не знала тогда, как ему плохо! — волнуясь, рассказывала Инна Кочарян. — Я не должна была отказывать — ему был нужен
Большой Каретный! Как опора! Ему была нужна опора, которую он потерял в конце жизни».
Но смерть Кочаряна и появление в жизни Высоцкого Марины развели его с компанией Большого Каретного... Да и сама компания распалась. Первые несколько лет после смерти Кочаряна ребята собирались два раза в год — в день рождения 22 января и 13 сентября в день его смерти. А потом все реже и реже...
Через тридцать с лишним лет Давид Карапетян напишет в своих воспоминаниях: «Володе ничуть не мешало удерживать возле себя сразу нескольких женщин, только в таком бешеном ритме он и мог существовать, но, несмотря на все свои любови, Володя был очень целомудренным человеком. Мне кажется, что многие его мимолетные интрижки — лишь способ самоутверждения, отчаянные попытки «уцепиться» за жизнь. Вообще, он всю жизнь был неприкаян и одинок».
Оставим без комментариев это суждение друга Высоцкого. А пока — осенью 70-го года — Карапетян знакомит Высоцкого у себя на квартире с двумя молодыми женщинами. Это не были «девушки легкого поведения», но женщины, не отказывающие себе в желании погулять на стороне. Галя и Аня работали демонстрантками одежды в Центральном Доме моделей на Кузнецком мосту. Галя была замужем за геологом и растила восьмилетнего сына, в котором не чаяла души. Аня же была разведена и одна воспитывала шестилетнего сына, которого родила в шестнадцать лет.