Шрифт:
К инакомыслящим, активно проявлявшим общественное самосознание, советская репрессивная машина еще в сентябре 66-го придумала печально знаменитые статьи УК РСФСР 190-1 и 190-3, предусматривающие наказание за «систематическое распространение в устной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», «активное участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок». Эти статьи, в обход Конституции, делали законными преследования диссидентов. Судебные разбирательства, как правило, заканчивались для них тюрьмами или психбольницами. Первая акция — 12 января 1968 года — суд над А.Гинзбургом и Ю.Галансковым. Оба приговорены к 7 годам в ИТК строгого режима за публикацию в эмигрантском «Посеве» «Белой книги по делу А.Синявского и Ю.Даниэля» и выступление на Пушкинской площади в Москве, в котором ими были выдвинуты требования соблюдения в СССР — не какой-то там буржуазной Декларации прав человека, — а всего лишь положений Конституции СССР. Затем были арестованы В.Буковский, И.Габай, В.Хаустов и многие другие. В этот водоворот попали и Театр на Таганке... и Высоцкий.
Мощная пропагандистская кампания могла показаться излишней — зачем тратить столько сил «руководящей и направляющей» в стране «всеобщего одобрения»? Однако ответственные за «духовную лояльность» в ЦК КПСС во главе с М.Сусловым думали по-другому. Была дана установка давить любое проявление инакомыслия во всех областях жизни страны. 9—10 апреля состоялся Пленум ЦК КПСС, который призвал все партийные организации «вести наступательную борьбу против буржуазной идеологии, активно выступать против попыток протаскивания в отдельных произведениях литературы, искусства и других произведениях взглядов, чуждых социалистической идеологии советского общества». Поэтому весь этот год для Театра на Таганке и для Высоцкого будет проходить под знаком этих событий.
В этот сложный период Высоцкий пишет песни к восьми кинофильмам и одному спектаклю. Причем почти все можно отнести к лучшим его произведениям: «Банька по-белому», «Охота на волков», «Я не люблю», «Сыновья уходят в бой» и другие. Он снимается в кино, выступает с концертами, пишет прозу... Он борется...
В январском номере журнала «Советская эстрада и цирк» Наталья Крымова впервые дала развернутую оценку творчества Высоцкого. До этого были краткие рецензии на работы актера в театре и кино. В своей статье Н.Крымова на примере актеров различных театров — В.Рецептера, С.Юрского и В.Высоцкого — показала стремление драматических артистов к эстраде, к публичному выступлению персонально, а не в составе исполнителей в спектакле.
В частности, о Высоцком: «Высоцкий выходит на эстраду как автор песен — поэт и композитор. Театр сформировал этого актера по своему образу и подобию. В таком виде он и вышел на эстраду — шансонье с «Таганки». Особый тип нашего, отечественного шансонье. Можно гордиться, что он, наконец, появился. Появился и сразу потеснил тех исполнителей эстрадных песен, которые покорно привязаны к своим аккомпаниаторам, чужому тексту, чужой музыке. Новый живой характер не вошел даже, а ворвался на эстраду, принеся песню, где все слито воедино: текст, музыка, трактовка. Песню, которую слушаешь как драматический монолог. Песни Высоцкого в нем рождаются, в нем живут и во многом теряют свою жизнеспособность вне его манеры исполнения, вне его нервного напора, вне его дикции, а главное — заражающей энергии мысли и чувства, вне его характера.
Юрий Любимов отбирал, воспитывал и всячески поддерживал актеров, способных к синтетическому искусству. Умеешь петь — прекрасно, играешь на гитаре — вот тебе гитара. Кроме того, надо научиться акробатике, пантомиме, чтению стихов, психологическим этюдам — все это пригодится, из всего этого будет строиться спектакль. Сочинительским, импровизационным способностям актеров давался полный простор. Это, конечно, особая школа и особый театр. Он нуждается лишь в коврике и зрителях, остальное творит искусство актера и фантазия присутствующих.
Высоцкий — один из представителей такого «уличного» театра, и поэтому он легко, с какой-то безрассудной свободой шагает на эстраду. Поистине, ему нужен только коврик. Или микрофон, если уж он выдуман современной техникой. И гитара, конечно. Но можно и без нее — он будет читать стихи, изображать Керенского, Гитлера или кого-нибудь еще. Все это он делает артистично, лихо, с идеальным чувством эстрадной формы, начала и конца номера, с тем блаженством одиночества на подмостках, которое как божий дар дается артистам эстрады. Но лучшее у Высоцкого, конечно, его песни. Кто-то сказал про него, что под ним пол ходит, когда он появляется на сцене. Это верно. Особая пружинистость темперамента составляет суть его обаяния. Но когда он берет в руки гитару, когда успокаиваются его руки и ноги, становятся сосредоточенными обращенные к зрителям глаза — когда актер остается самим собой, — тут начинается самое интересное.
Я не возьмусь пересказывать содержание его песен, хотя лучшие из них — это своеобразные маленькие драмы, следующие одна за другой, то веселые, то грустные, то жанровые картинки, то монологи, произносимые от лица с ярко выраженной индивидуальностью, то размышления самого автора о жизни и времени, они, все вместе, дают неожиданную картину этого времени и человека в нем. Грубоватая «уличная» манера исполнения, почти разговорная и в то же время музыкальная, сочетается с неожиданной философичностью содержания — это дает особый эффект. По стилю — это брехтовские зонги, перенесенные на нашу русскую почву.
Исполнительский талант Высоцкого очень русский, народного склада, но эта сама по себе обаятельная типажность подчиняется интеллекту, способности самостоятельно мыслить и безболезненно обобщать виденное. В любимовских спектаклях всегда ощутимо активное интеллектуальное начало, оно выносится прямо к публике, обращается к ее разуму. Высоцкий поет так же — наступательно, обращаясь не куда-то поверх голов, «вообще в зал», а прямо глядя в глаза тех, кто перед ним, завоевывая эти глаза, не отпуская их, подчиняя и убеждая.