Шрифт:
А Высоцкий в это время уже в Одессе на досъемках фильма «Служили два товарища». Обстановка там не способствует выздоровлению, да и внутреннее состояние усугубляет болезнь. Он вызывает в Одессу Иваненко: «Если ты не прилетишь, я умру, я покончу с собой!»
Прилетела. Через несколько дней они вдвоем возвращаются в Москву. Но перед этим — 26 марта — Высоцкий выступил в клубе одесских портовиков, куда пришло столько народу, что он не мог пройти в зал, и его передавали на руках, а сзади него, также из рук в руки, плыла его гитара.
Те, кто понимает, что Высоцкий и театр уже стали единым целым, что театр для Высоцкого стал его судьбой, упрашивают Любимова вернуть его. Его берут на договор с условием амбулаторного лечения. Высоцкий соглашается пройти амбулаторное лечение у профессора Б.Рябоконя — лечение труднопереносимое, но эффективное.
2 апреля он принимает первый сеанс, с которого В.Смехов привез его домой еле живым. Но к вечеру Владимир уже очухался и даже шутил.
7 апреля Высоцкий подает заявление в местный комитет театра: «Считаю себя виновным в том, что поставил театр в трудное положение, виновен перед коллективом. Сейчас я принял меры (медицинские), чтобы впредь обезопасить театр и себя от повторения подобных выходок. Прошу вернуть меня в театр, работой своей постараюсь исправить положение и принести пользу театру».
Директор подписал приказ о строгом выговоре и снижении оклада до ста рублей. 9 апреля Высоцкий играет Маяковского, а 14 — Галилея.
В это время по Москве поползли сплетни, что, мол, Высоцкий спел последний раз все свои песни, вышел из КГБ и застрелился. Кто-то сочувствовал, кто-то зубоскалил... Телефонный звонок:
— Вы еще живы? А я слышала — вы повесились.
— Нет, я вскрыл себе вены.
— Какой у вас красивый голос, спойте что-нибудь, пожалуйста.
Ситуация с увольнением и последующим возвращением «блудного сына» будет повторяться несколько раз. Многократно коллектив оповещался о решении «окончательно уволить» артиста Высоцкого «за нарушение дисциплины». Сколько раз можно прощать невпопад сказанные или забытые слова роли во время спектакля, бесконечные опоздания на репетиции и спектакли, когда за пять минут до открытия занавеса в театре не знали, появится Высоцкий или нет. И все же полного разрыва не происходило. Вывешивались обещанные приказы об увольнении, после которых наступала томительная пауза, потом Высоцкий возвращался в театр. Происходило мучительное объяснение, он заверял Любимова и коллектив, что «это никогда не повторится», что он «окончательно вылечится», Любимов делал вид, что верит. Отношения восстанавливались. Иногда сценарий возвращения менялся. Вспоминает В.Золотухин: «Что же касается Владимира Семеновича, то его не единожды увольняли из театра за срывы репетиций и спектаклей. Любимов тогда часто собирал коллектив, и все острые вопросы выносил на труппу. Виновник представал пред своими товарищами, и они решали его судьбу. Так вот, на одном собрании, посвященном неблаговидному поведению Высоцкого, все выступают, обличают его, а потом предоставляют ему слово. Как сейчас помню, Высоцкий вышел и сказал: «Я пил, пью, и буду пить». Повернулся и вышел. Любимов развел руками и произнес сакраментальную фразу: «Чистосердечное признание смягчает вину». После чего был вывешен какой-то строгий приказ. Володя же месяц-два погулял, а потом опять был возвращен в театр».
Несмотря на все неприятности и болезни, Высоцкий продолжает сочинять. Киностудия им. Горького заказывает ему песни для фильма «Мой папа — капитан». Он пишет песню «В желтой жаркой Африке...» и предлагает еще две: «Четыре года рыскал в море наш корсар...», которую посвятил театру и его «капитану» Юрию Любимову, и «Сколько чудес за туманами кроется...». Как это уже было и будет много раз потом — песни в фильм не вошли. Первая песня была использована в спектакле «Современника» по пьесе Р.Каугвера «Свой остров».
В этом же году Украинское телевидение заказывает Высоцкому песни для телефильма «Неизвестный, которого знали все». Песни в телефильм не вошли.
Март и апрель 68-го были трудными не только для Высоцкого, но и для всего Театра на Таганке. Уже давно зрел конфликт между Ю.Любимовым и первым секретарем Московского горкома КПСС В. Гришиным. «Нормой» для выпуска каждой новой работы театра было показать спектакль 5 — 6 начальникам при закрытых дверях, сокращать, дописывать, показывать снова и снова, собирать расширенный худсовет, обращаться в Политбюро, к Брежневу с жалобами на чревоугодие ведомства культуры, после чего выходил спектакль «недоеденный» начальством.
Не выпустили «Живого». Выпуск спектакля был запрещен министрами культуры Е.Фурцевой, а затем П.Демичевым по их личному указанию.
Когда проходила сдача «Живого» в марте 1969 года министру культуры, театр был объявлен «на режиме». Пропускали в здание строго по списку, утвержденному Управлением культуры, из артистов в театре могли находиться только занятые в спектакле. Алла Демидова смотрела спектакль из осветительной будки, согнувшись в три погибели.
После последней сцены первого акта Фурцева взорвалась: «Это безобразие, болото, неслыханная наглость, антисоветчина, ничем не прикрытая. Бригадир — пьяница, председатель — пьяница, предрайисполкома — подлец... В этом театре враги народа подрывают советскую власть! С этого начиналась Чехословакия, с этих самых идей, с этих вольностей, с этих разговоров, с этой оппозиции власти. Все это привело к кровавым столкновениям».
Министр вообще не понимала искусство условной формы, принятое на «Таганке», а в этом спектакле увидела явную «антисоветчину».
Любимов и Можаев попытаются подправить что-то в инсценировке, но критики от райкома усмотрели в исправлении «еще большее усиление идейно-порочной концепции литературного первоисточника»... 13 марта 1969 года спектакль «Живой» был снят с производства. Вердикт был оглашен устами тогдашнего замминистра культуры Г.Владыкина: «Таганка» — «театр оппозиционный», спектакль — «антисоветский и антипартийный». Любимов сделает еще две тщетные попытки запустить спектакль — сначала в 71-м, потом в 75-м. «Жизнь мне ставит точку, а я ей — запятую!» — говорит Золотухин-Кузькин в несчастливом спектакле. Жизнь в лице Министерства культуры поставила этому спектаклю очередную точку: учесть 90 замечаний и в течение двух месяцев переделать спектакль. Но время и театр поставят свою «запятую» — оживет «Живой» лишь в 1989 году.
Нависла угроза увольнения Ю.Любимова и закрытия театра. В кабинетах власти его давно не любили. У главного режиссера «Таганки» напрочь отсутствовало почтительное отношение к начальникам. Когда он встречался с членами ЦК — Демичевым или с Зимяниным, он с ними говорил на равных. Приходил, не кланяясь. Их раздражала самостоятельность и независимость суждений Любимова, его манера возражать, не дослушав, перебив собеседника. Любимову вообще была присуща установка на скандал, ибо скандал казался ему непременным гарниром ко всему, что он делает.