Вначале песцы боялись Жуковой. Они издали с опаской следили за нею, не вылезали из норы, если Фекла Романовна находилась невдалеке. Но видя, что женщина не делает им ничего плохого, песцы почти перестали обращать на нее внимание.

Однажды Жукова рассказала о песцах рыбакам. Старый промысловик Елизар Кочкин, бывавший в этих местах уже много раз, равнодушно ответил:

— Знаю… Тут живет еще одна пара, километра три отсюда.

Зато молодежь заинтересовалась зверками, и на другой день во время обеденного перерыва шумная гурьба двинулась к семейству Белянки.

Но дойти до норы молодым рыбакам не пришлось. Сокращая путь, они пошли не по берегу реки, а напрямик, через тундру, и там, среди кустов, наткнулись на пасть. Эта забытая охотниками ловушка оказалась захлопнутой, и из-под широкой верхней доски с наваленным на нее камнем: виднелись задние лапы и хвост песца.

— Вот ротозеи, — покачал головой один из рыбаков. — Зря загубили зверка. Шкурка, поди, давно сгнила…

— Да он только что пойман! — в изумлении воскликнул другой рыбак, приблизясь к ловушке. — Видишь — серый, весенний песец.

И в самом деле, свежие, не заплывшие водой следы зверка на вязкой почве говорили о том, что попался он не более часа назад.

— Пропала феклина Белянка… — произнес широкоплечий, веснущатый паренек.

— Это же самец — возразили ему.

— Все равно. И Белянка, и ее дети умрут теперь от голода…

Рыбаки вернулись на стан и рассказали Жуковой о гибели песца. Фекла Романовна, выслушав это сообщение, нахмурила брови и ничего не ответила. А вечером, улучив свободную минутку, она торопливо зашагала к знакомому холмику.

Белянка была у норы. Сидя на глинистой земле, она тоскливо глядела в тундру, освещенную косыми лучами солнца. Где-то за бугром перепорхнули куропатки, прошуршал в кустарнике лемминг, но Белянка не обратила на эти звуки никакого внимания. Она жадно ждала привычного шороха легких шагов песца, и никак не могла дождаться…

Фекла Романовна в нерешительности остановилась. Зачем пришла она сюда, где ее присутствие могло только вызвать лишнюю тревогу? Чем могла она помочь горю Белянки?

И женщина, глубоко вздохнув, побрела назад, к палаткам.

На другой день Жукова собрала в корзинку обеденные остатки рыбы, мяса и направилась к реке. На берегу ей встретился Елизар Кочкин.

— Ты куда, Романовна? — осведомился он.

— Белянкиных детей кормить… — неохотно ответила Жукова.

— Э-э, хватилась!.. — махнул рукой Елизар. — Друзья твои на новую квартиру перекочевали.

— Куда?

— Помнишь, я говорил тебе, что дальше на берегу другая семья песцов живет? Так вот к этой семье и перебралась Белянка. Я поутру видел, как переносила она в зубах детишек.

— Непонятное ты что-то рассказываешь, дядя Елизар, — усомнилась Фекла Романовна. — Где уж зверю сообразить такое…

— Не веришь — сходи, посмотри, — обиделся старик. — Километра за три отсюда куча плавника лежит. Над ним, в обрыве, нора…

Жукова, пожав плечами, двинулась дальше. Она слышала, как Елизар проворчал ей вслед:

— Зверь — он тоже кое-чего соображает. Кому другому, а мне это не в диковину. Век прожил в тундре…

Продираясь сквозь цепкий кустарник, Фекла Романовна добралась до беспорядочной груды плавника, о которой упоминал старик. Тут, в обрывистом берегу, и в самом деле оказалась нора.

Жукова спустилась к воде, села на выбеленный солнцем и волнами обломок древесного ствола. Вспугнутые было ее появлением кулички вскоре снова деловито зашагали по илистой отмели…

Прошло немало времени, а у норы никто не появлялся. Лишь изредка слышался слабый, еле уловимый писк щенков. Потом откуда-то из-за камней вынырнул песец, и тотчас же из темного отверстия навстречу ему высунулась хозяйка норы. Она пропустила песца вперед и проворно юркнула вслед за ним к детям.

— Ну вот… — разочарованно прошептала Фекла Романовна. — Совсем другая семья…

Жукова поднялась с бревна, чтобы итти домой, и тут увидела над обрывом Белянку. Она ловко спрыгнула на еле приметный выступ и, держа в зубах какую-то добычу, уверенно скрылась в норе.

Фекла Романовна тепло улыбнулась и стала подниматься на крутой берег. Невдалеке от норы, на видном месте, она положила принесенную в корзине пищу — свой подарок большой, дружной семье.