Но вершиной человеческого счастья были гладко отполированные посохи с металлическими наконечниками. Мы пищали возле Фимы, примеряя все эти великолепные вещи, а он, как кот, жмурился и басил:

— Ну, ну, девочки, осторожней, а то вы меня копьями своими насквозь проткнете!

— Да дядя Фима! Какие же это копья! Это же посохи!

Он подмигивал молоденькой продавщице, и она радовалась вместе с нами, а потом пожелала всем счастливого пути.

В Средиземном море, как раз напротив города Канн, находится остров Святой Маргариты. Население его немногочисленно, в основном это рыбаки, но знаменит он старинной, можно сказать легендарной, крепостью и таинственным узником Железная Маска. Кто он был, за что держали его с закрытым лицом за толстыми стенами крепости, история до сих пор не разобралась. Многие уверяют, будто никакой Железной Маски вообще не было, что все это досужий вымысел любителей романтики.

Крепость на острове Святой Маргариты обнесена циклопической стеной. Она отвесно падает на острые скалы со стороны моря и в заросли ежевики — с береговой стороны. В крепостной двор ведет единственный ход в виде туннеля с толстенными воротами, обитыми листовым железом, с шляпками гвоздей размером в крупную монету.

Внутри крепости — просторный двор и многочисленные постройки. Дома облупленные, обрушенные, смотрят на свет пустыми глазницами окон. В центре двора — каменный колодец, но вода в нем не питьевая. Хорошую воду привозят каждый день на маленьком пароходике с материка.

Но главное — сама крепость. С башнями, узкими бойницами. Она взметнулась над островом на многометровую высоту, поросла цепкими побегами ежевики.

В воскресенье приезжают туристы, осматривают крепость. Старый сторож живет в маленьком домике у входа. Он водит туристов и рассказывает басни про Железную Маску, для пущего нагнетания страха скрипит дверью его камеры и предлагает открытки с видом этой камеры. Рассказывает он и про пленных, посаженных сюда во время империалистической войны, и про изменника маршала Базена, приговоренного к пожизненному заключению в прошлом веке. С острова ему удалось бежать, и он жил потом в Испании.

Туристы дают сторожу на чай и уезжают. Крепость погружается на целую неделю в прерванный сон. Пятнами лишайников покрыты ее стены, в пустых камерах шастают мыши, редко мяукнет одичавшая кошка.

Каким образом гайды получили разрешение властей устроить лагерь в таком историческом месте, знают лишь те, кто это разрешение получил. Мы провели в крепости два чудесных, незабываемых лета.

Жили в трех больших палатках. Они были поставлены в ряд на большой площадке двора. Под деревьями в тени сторож помог установить сбитый из досок стол и вкопать в землю скамейки. Посреди площадки для утренних и вечерних построений воткнули тонкую мачту с трехцветным российским флагом.

Каждый день двое дежурных варили еду на всю братию, а остальные, в свободное от скаутских занятий время, бродили по крепости, гуляли по всему острову, купались в море.

Дисциплина в лагере была суровая. Инне подчинялись беспрекословно, а за малейшую провинность «сушились» под мачтой. Доставалось и нам с Мариной за попытки уплыть от берега. Инна извлекала нас из моря, сердилась и делала страшные глаза:

— Я что, приехала сюда вытаскивать утопленников?

— Но, Инна, мы плаваем хорошо, мы на Антигоне еще научились!

— Не рассуждать! Марш сушиться под мачту!

Плелись в лагерь, нога за ногу задевала. В разгар ясного дня стояли по стойке смирно под мачтой.

Но мы любили ее, нашу начальницу. Все девочки стремились достигнуть Инниного совершенства, а она призывала избавиться, и как можно скорее, от таких грехов, как вздорность, мелочность, зависть, сбивала отряд в общину, крепко связанную нерушимыми узами дружбы.

Мы много читали в лагере из русской истории, часто просили Инну рассказать что-нибудь интересное. Быт лагеря был спартанским, пища однообразной, «наши бедные желудки были вечно голодны», но все неудобства с лихвой оплачивались морем, солнцем и «собственной» крепостью. В тот год мы на всю жизнь сдружились с Мариной.

В нашей компании на Вилла Сомейе она играла далеко не первую скрипку. Виной тому была ее замкнутость: она постоянно пребывала в серьезно-сосредоточенном состоянии. Такой даже на фотографиях осталась. Все вокруг хохочут, а она ни-ни. Не девочка, а сплошные десять баллов за поведение. И вот эта скромница подбила меня идти в камеру Железной Маски. Ночью.

— Ты и двух шагов не пройдешь, сдрейфишь, — в упор смотрела прозрачными русалочьими глазами.

— Хочешь пари? — храбрилась я.

— Хочу.

— Когда пойдем?

— Сегодня. — И, делая страшные глаза, добавила, — в полночь!

В глубокой тайне от всех, чуть только появилась в небе и рассиялась луна, мы выскользнули из-под полога палатки и, тихонько ступая, чтобы не хрустнул под ногой случайный сучок, стали красться в сторону крепости.

Лунный свет бил вбок, и тени наши, с метровыми палками-ногами, плыли по выщербленным плитам двора. Скоро они послушно согнулись под углом, скользнули по стене, различимой в лунном сиянии до мельчайших подробностей, до трещины в камне, до клочка серого мха.