Шрифт:
— Обратно гнал порожняком. Так хотел тебя повидать.
Все встало на свои места. Не звонил — был занят, ездил в другой город. Я простила его от всей души. Огляделась по сторонам и увидела весну. Незаметно, украдкой она пробралась в город, сдвинула на север тучи, умытые звезды стали ярко перемигиваться. В тот вечер мы в первый раз поцеловались.
А дома охватило сомнение. Поцелуй произвел куда меньшее впечатление, чем я представляла себе по кино и книгам. Не обожгло. И я все время помнила, как мне хотелось засмеяться, когда он приблизил серьезное и тяжелое лицо свое.
Я рассказала Боре обо всех этих сомнениях при следующем свидании. Он схватил меня за плечи, прижал к груди. Мой нос оказался где-то возле подмышки его кожаного пальто. Он густо захохотал — отдалось, как в бочке. Он заявил, что я еще маленькая и что он научит меня целоваться, как только мы поженимся. Вот как просто все получилось.
В середине марта он явился к маме и раскрыл наши марьяжные намерения. Мама уронила вязание, растеряла петли, вскочила.
— Борис Валерьянович, дорогой мой… да… а… Когда же вы успели? Наташе… Да вы понимаете? Ей всего-то шестнадцать лет!
Она повернулась за поддержкой ко мне и увидела: все решено, ее согласие — пустая формальность. Не остановить, не исправить.
— Ты серьезно решила выйти замуж? — протянула она руку, чтобы поднять мой подбородок и заглянуть в глаза.
Я мягко отстранилась, кивнула. У мамы брызнули слезы. Она досадливо вытерла их, походила по комнате и внезапно поставила категорическое условие: свадьбе быть через полгода. Пускай малолетней невесте хоть семнадцать исполнится.
Мы были на все согласны. Нас объявили остальным, и начался светлый период жениховства.
Как он баловал меня! Водил в кафе и кормил любимыми пирожными со взбитыми сливками. Катал в такси по вечернему Парижу. Волшебное это было кружение. Мы часто ходили в кино, а перед расставанием нежно целовались под платанами возле нашего дома. Потом поднимались по лестнице, я звонила, а Боря, редко заходя в комнаты, сдавал меня с рук на руки маме, чтобы невеста ни словом, ни намеком не оказалась скомпрометированной.
Мама никак не могла поверить в неизбежность свадьбы, каждый раз пытала меня:
— Ты уверена в себе? Лучше сейчас, пока не поздно, отказать, чтобы потом не жалеть всю жизнь.
Противным, тонким голосом я убеждала ее:
— Мама, ты совершенно ничего не понимаешь!
Наши разговоры ничем не заканчивались. Мама как-то по-старушечьи поджимала губы, становилась некрасивой, чужой. Не глядя на меня, твердила неприязненно:
— Ну, как знаешь, как знаешь.
Боря чувствовал нашу борьбу, хоть я не все ему говорила, и сокрушался:
— Не нравлюсь я им.
Это он имел в виду не только маму, но и тетю Лялю.
С Борисом Валерьяновичем тетка стала сухой, официальной. Он совершенно перестал бывать у нее. Казалось, все наше семейство, включая Петю и Татку, плетут вокруг нас заговор, пытаются развести до свадьбы. То Петька небрежно бросит:
— Как там наш женишок поживает?
То Татка дурашливо замельтешит:
— Ах, ах, закройте окно — невеста простудится!
Появилось ощущение вины перед всем миром, я стала настороженно прислушиваться к любому тихому разговору. Я все время ждала чего-то. И дождалась.
Потеряв надежду развести нас, мама и тетя Ляля попросили Валентину Валерьяновну вмешаться и решительно отговорить меня от замужества. Она пришла к тетке — меня вызвали телефонным звонком.
— С тобой хочет поговорить Валентина Валерьяновна.
Я примчалась в дом напротив. Меня провели в угловую комнату, чтобы, как озабоченно сказала тетя Ляля, никто не мешал. Валентина Валерьяновна уселась в кресло, тетка сразу ушла. Я присела на край кровати, заложила ладони между колен, как школьница.
Поначалу она не знала, с чего начать, поднимала и опускала глаза, дергала торчащую из ручки кресла нитку.
— Наташа, девочка, я вмешиваюсь не в свое дело…
Девочка хотела брякнуть: «Так и не вмешивайся!» — не решилась, перевела дыхание и села удобнее на кровати. Руки все равно девать было некуда, я снова сунула их между колен, смяла юбку. Наконец Валентина Валерьяновна выдернула нитку из кресла.
— Я не советую тебе выходить замуж за Борю.
— Почему? — быстро спросила я, и стала смотреть, не мигая.