Ладушкин припомнил весь вчерашний разговор, упрямо качнул головой и впервые возразил:

— Нет, не логично. Зачем ему тогда заявлять: «Это убийство! Убийство!» Согласился бы с версией следствия, тихо схоронил… Тем более что завещание действительно на него оформлено.

— А что он там про этих неокоммунистов говорил?

— Они Арланова и его былых соратников — короче, старую гвардию, — в штыки приняли! Считают их во всем виноватыми. Обвиняют в дискредитации великой идеи.

— Что, в общем-то, правильно.

— Наверное.

— Вот он и застрелился от обиды… — Бобров снова плюхнулся в кресло и устало сказал: — Да ну, самое натуральное самоубийство. И нечего здесь голову ломать… Сейчас эксперты проверят пистолет по картотекам. Ты дуй к Краковскому за патологоанатомическим заключением. И пойдем к прокурору…

В приемной Краковского, маленькой комнатке, заставленной шкафами, микроскопами и какими-то склянками, за белым металлическим столиком сидело очаровательное существо в накрахмаленном колпачке, из-под которого кокетливо выбивались рыжие пряди волос.

— А что это такое? — наигранно спросил Коля.

Девушка легким, мимолетным движением поправила свой колпачок и серьезно пояснила:

— Аутопсия — это вскрытие трупа для выяснения причины смерти.

Мать честная, подумал Ладушкин, такая милочка, а работает в морге. Это какие же нервы надо иметь?

Вскоре соседние двери распахнулись и в кабинет вошел сам медэксперт в широких мешковатых штанах и блузе без рукавов.

— А, Николя, привет! — игриво воскликнул он, стряхнул с рук окровавленные резиновые перчатки и бросил их в ведро.

— Меня Бобров за документом прислал, — пояснил Ладушкин.

— Будет тебе, милок «тугамент». Все будет… — Краковский вытер вафельным полотенцем вспотевшие ладони, открыл ящик стола и протянул Коле тоненькую папку.

— Держи, соколик.

— Ну и как там? — нетерпеливо спросил Ладушкин.

— Да все вроде как положено. Никакой онкологии — здоровый был мужик! Долго бы еще жил…

Коля почувствовал, что доктор чем-то озадачен, чего-то не договаривает, и решил уточнить:

— А в плане криминала?

— Есть одна деталька, — нехотя выдавил из себя Краковский. — В области паха у потерпевшего обнаружено небольшое внутреннее кровоизлияние. Может, при падении об угол ударился. А может, кто ткнул накануне выстрела… Я в заключении это отмечаю, а там уж вы сами разбирайтесь. — Исаак Ильич достал из коробочки маленький листок. — Вот справка, передай Арлановым. Если прокурор не возражает, пусть хоронят.

Краковский печально вздохнул, потом ободряюще подмигнул и нарочито серьезно спросил:

— Я больше вам не нужен, товарищ следователь?

— Ладушкин зарделся и поспешно ответил:

— Нет, нет…

— Тогда вот у сестрички распишитесь в журнальчике. Сами понимаете учет и контроль! А я, с вашего позволения, вернусь в свой анатомический театр… — Исаак Ильич галантно поклонился и скрылся за страшной дверью.

— Как вас зовут? — неожиданно для себя спросил Коля девушку.

— Валя, — охотно ответила она.

— А телефончик свой дадите?

— Рабочий или домашний? — лукаво улыбнулась медсестра.

— И тот и другой, — решительно заявил Ладушкин.

Прокурор Виктор Андреевич Хромин сразу понравился Ладушкину. Сухой, поджарый, с красивыми русыми усами, он напоминал молодого русского барина из какой-то экранизации тургеневского романа.

Хромин внимательно прочитал все документы, которые подал ему Бобров, захлопнул папку и мягко, но настойчиво произнес:

— Ну что, Иван Петрович, наверное, нужно на этом материале еще поработать.

— Вам виднее, — хмуро ответил следователь. — Сами знаете, дел у меня невпроворот. Но и от этой новой «заботы» не надорвусь. Правда, и здоровее не стану.

— Не обижайтесь, Иван Петрович, — ласково улыбнулся Хромин. — Вы же профессионал. И все прекрасно понимаете. Появился свежий «ствол», нигде раньше не показавший себя. Семья утверждает, что его в доме не было. Не мог же Арланов почти сорок лет пистолет где-то прятать. Надо разобраться. Потом этот кровоподтек в паху — тоже настораживает.