– Ты получишь деньги, но за это, ты переедешь жить ко мне.

Я ждала продолжения фразы, но ее не было. Поэтому я облизнула губы и тихо спросила:

– Это все?

Он отстранился от меня и откинулся на сиденье:

– Да, все!

Мое сознание отказывалось переварить его мысль. Что это значило? Какая разница, главное, что он даст денег!

– Я согласна!
– сказала я закрыв глаза и чувствуя что только что продала свою душу дьяволу.

– Вот и хорошо!

Тут мы подъехали к его дому. Он помог мне выйти и мы вошли в дом.

– Иди переодевайся, а я принесу денег, - сказал он.

Я на негнущихся ногах пошла к комнату, где оставила свои вещи. Прежде чем переодеться, я снова посмотрела на себя в зеркало. 'Хороша чертовка!?' - подумала я, стаскивая платье. Затем я аккуратно сложила в коробку платье, поставила босоножки и взяв свою сумочку вышла, тихо прикрыв дверь.

Чаки ждал меня в холле. У него в руках был сверток. Он протянул мне его:

– Здесь пятьдесят тысяч. Отдай родителям. Послезавтра за ними в двенадцать заедет машина и отвезет в больницу. Врачам я сам позвоню. Все будет хорошо, - он погладил меня по щеке.

Я почувствовала как по моим щекам бегут слезы.

– Спасибо тебе! Я даже не знаю чем могу отблагодарить тебя.

– Не волнуйся, рано или поздно ты меня отблагодаришь! А теперь езжай домой, завтра тебе на работу, - он хитро улыбнулся.
– Я непременно буду смотреть дневные новости.

– Временами я готова откусить свой длинный язык, - сказала я и взяв сверток, пошла к машине.

Когда я подъехала к дому, то мне хотелось петь. Я увидела свет в комнате отца и обрадовалась. Я ускорила шаг и зашла домой.

Стараясь не шуметь, я подошла к двери и тихонько постучала. Войдя в комнату, я увидела отца. Он сидел в кресле и смотрел наши старые фотографии.

– Привет, папа!
– я подошла к нему и села рядом.

– Привет, дочка! Вот смотрю, вспоминаю!
– он протянул мне старое черно-белое фото, где мы с Оливией сидим на скамейке. Мне там около десяти, а Оливии около трех.
– Какие вы были прелестные крошки!

Я заметила как по лицу отца текут слезы.

– А вот мы с Лючией совсем молодые. Это было еще до того, как мы переехали в Мехико. Ваша мама здесь очень красивая! Ты сейчас стала очень похожа на нее.

Я взяла фото и посмотрела на него. Там были мои родители, совсем еще молодые и полные планов и надежд. Рука отца обнимала мать и по тому как горели их глаза, было видно, что они очень любят друг друга.

– Папа, я хочу кое-что тебе сказать, - я взяла сверток с деньгами и протянула его отцу.
– Это тебе! Теперь ты сможешь вылечить маму и себя и мы снова будем счастливы.

Отец смотрел на меня недоверчиво. По его глазам я увидела, что ему очень хочется в это поверить, но он боится, что все окажется неправдой. Я знала многих людей, которые долго жили надеждой, преодолевая сложные жизненные изломы, но когда у них появлялся шанс, они очертя голову бросались в этот водоворот. И если не веря в надежду, они могли пережить ее крах, то поверив в нее, они пропадали. Это в буквальном смысле убивало их. Поэтому кому как не беднякам было знать, что такое разбитые надежды.

Отец дрожащими руками раскрыл сверток. И не веря собственным глазам перебирал тугие пачки с долларами. Он взял их в руки в вдохнул их запах. Пахли они новой бумагой и денежной краской, а также верой в то, что самое страшное позади.

Отец зарыдал и крепко обнял меня. Я сидела и тихо гладила его по спине:

– Не надо плакать, папа! Теперь все будет хорошо!
– сама же я в этот момент думала о том, что меня ждало в доме Чаки. У меня было чувство, что эти деньги будут для меня очень дорого стоить.

На следующий день, я стояла напротив Розы с Рамиросом. Они смотрели на меня как на окончательно спятившую:

– Еще раз скажи, ты чего?
– спросила Роза.

Я вздохнула и еще раз им все объяснила:

– Я сегодня буду вести дневные новости!

– Вот дела!
– сказал Рамирос.
– А гримировать кто будет?

Я пожала плечами.

– Я сама, а Роза мне поможет. Да не переживайте вы так! Вот отведу выпуск и вернусь!

– Мария, похоже ты спятила, - сказала Роза.
– Я тебя не буду спрашивать как тебе это удалось, но скажу одно - это не правильно!