Шрифт:
Так, во всяком случае, говорил тете Любе ее дружок Дымов. Говорухин какой-то закон про секс пробивает [218] (недаром он все с красивыми девицами по Думе фланирует!), Губенко и вовсе с президентом спор про культурные ценности затеял [219] . И ведь выиграл! Хотя он не только режиссер, а, кажется, и министром был [220] .
Обидно тете Любе было еще вот что: если в первой Думе и среди правых знаменитости попадались, то во второй — они все больше у левых. И космонавты все: Герман Титов, Виталий Севастьянов и Светлана Савицкая — в КПРФ [221] . Поэтому журналисты так коммунистов и окучивают.
218
Имеется в виду закон «О государственном регулировании оборота продукции сексуального характера». Он был принят Думой под названием «О государственной защите нравственности и здоровья граждан и об усилении контроля за оборотом продукции сексуального характера», но отклонен президентом.
219
Речь идет о законе «О перемещенных культурных ценностях», подготовленном комитетом по культуре Госдумы. Президент отклонил этот закон и, несмотря на то, что обе палаты Федерального собрания преодолели его вето, отказался его подписывать. Закон был подписан Ельциным только после решения Конституционного суда.
220
Николай Губенко был последним советским министром культуры — с 1989 по 1991 год.
221
В третью Думу была избрана еще одна женщина-космонавт — Елена Кондакова. Она прошла по списку ОВР и записалась в бюджетный комитет. На первом заседании бюджетного комитета все члены — а их было порядка 50 человек — представлялись и кратко рассказывали о себе. Елена Кондакова сидела рядом с членом своей фракции Георгием Боосом. Когда очередь дошла до Кондаковой, говорить начал Боос: «Летчик-космонавт, Герой Российской Федерации…» Раздался взрыв хохота — большинство присутствующих не знали в лицо Кондакову, зато прекрасно знали экс-министра по налогам и сборам, депутата второй Думы Бооса. Последний, нимало не смутившись, ткнул пальцем в соседку и сказал совершенно серьезно: «Это я не про себя, это я про нее рассказываю».
Тетя Люба слыхала однажды, как Людмила Нарусова отчитывала корреспондентов за то, что они берут интервью не у тех, у кого надо: «Мимо вас только что прошел замечательный ученый, академик Галазий, вы бы у него лучше спросили про президентское послание». Но циничные думские завсегдатаи толпой ринулись к проходившему через рамку металлоискателя Зюганову и оставили замечание депутатки без комментариев.
Буфетчица разделяла нелюбовь жены Собчака к коммунистам и жириновцам. Но что делать. В Думе зажигались свои звезды, появлялись свои кумиры, и тетя Люба, как и остальные, интересовалась ими куда больше, чем теми, кто вызывал любопытство вначале. Например, ей, постоянной думской обитательнице, совершенно нечего было рассказать соседкам и подружкам ни про первого советского миллионера Артема Тарасова, ни про строителя «пирамид» Сергея Мавроди.
Звезды Думы были совсем другими. Недаром, когда тетя Люба впервые шла сюда на работу, она испытывала волнение, как в детстве, перед первым в жизни походом в цирк. В ее представлении Госдума и была своего рода цирком, где лучшие коверные награждались всероссийской популярностью. В первой Думе лучшим был профессиональный массовик-затейник Марычев, во второй — «доктор рабочих наук» коммунист Василий Шандыбин. За ними в Любином рейтинге популярности следовали скандалист Владимир Жириновский, коммунист-капиталист Владимир Семаго, демагог Алексей Митрофанов, борец Виктор Илюхин, провокатор Альберт Макашов, «футуристическая женщина» Ирина Хакамада [222] , главная «женщина России» Екатерина Лахова и, разумеется, думские вожди — Иван Рыбкин, Геннадий Селезнев, Геннадий Зюганов, Николай Харитонов, Григорий Явлинский, Николай и Владимир Рыжковы, Олег Морозов.
222
Тетя Люба имеет в виду экстравагантную внешность Хакамады, ее манеру одеваться, а также передовые либеральные политические взгляды.
В первой Думе интерес вызывали, конечно, министры. Выполняя наказ соседок, тетя Люба даже как-то поинтересовалась у министра труда Георгия Меликьяна ситуацией с пенсиями. Меликьян был прост и дружелюбен, но особенно порадовать буфетчицу ему было нечем. Чубайса тете Любе ни о чем спросить не довелось: ни чая, ни кофе первый приватизатор России у нее не пил. Но министры все же, хотя и казались тете Любе величинами, были чужими, не думскими.
Когда она поделилась своими соображениями с Дымовым, тот задумался. Марычев, по его мнению, Думе был явно полезен: разряжал обстановку и, как профессиональный культмассовый работник, способствовал объединению разномастных и негативно настроенных друг к другу группок хотя бы в некое подобие коллектива. Шандыбина Дмитрий Михайлович считал, скорее, антиподом либерал-демократа. По его уверению, рабочий-депутат не только агрессивен, но и далеко не бескорыстен в своей клоунаде. «За его эскападами, как правило, стоит конкретный заказ, и в лучшем случае — это партийное задание».
На взгляд тети Любы, Дымов, как всегда, мудрил. Факт остается фактом — бойкие депутаты, вроде Жириновского или его зама Митрофанова, Макашова или Илюхина, и были самыми известными. Причем и за пределами Думы.
«Ты пойми, за редким исключением отнюдь не те, кто лицедействует, реально решают что-то в Думе», — просвещал буфетчицу помощник депутата и, показав на какого-то совершенно неведомого мужичка с бесцветной рожей, пытался уверить, что его мнение определяет голосование чуть ли не всех трех левых объединений по экономическим вопросам.
«Кто ж его выбрал, его и запомнить-то невозможно. Наверное, случайно, — упрямилась тетя Люба. — Помню, дружки твои журналисты в прошлой Думе показали мне одного такого. Тоже говорили, что он в авторитете, с Рыбкиным и Кремлем в дружбе. И помоложе, и посмазливее был, а все равно не прошел второй раз. Хотя он к тому же еще и сын, нет, внук, ну этого, с двойной фамилией».
«Внук Молотова — Риббентропа? [223] — засмеялся Дымов. — Ты не переживай, его и так через день по телевизору показывают».
223
Речь идет о Вячеславе Никонове, депутате первой Госдумы от ПРЕС. Во вторую Думу Никонов не попал: «Блок Ивана Рыбкина», по списку которого он шел, не сумел преодолеть пятипроцентный барьер. Сейчас Никонов — председатель комиссии Общественной палаты по международному сотрудничеству и общественной дипломатии. «Внук Молотова — Риббентропа» — прозвище Никонова, который на самом деле — внук сталинского наркома иностранных дел Вячеслава Молотова, подписавшего известный Пакт о ненападении с министром иностранных дел гитлеровской Германии Риббентропом.
Мало ли кого по телевизору показывают! И выглядят они часто совсем не так, как в жизни. На Кобзона, например, лучше на экране смотреть: слишком он ненатуральный вблизи: будто в сценическом гриме. У телевизионного Лебедя такой бас-басище — за один голос влюбиться можно. А в жизни, если без микрофона, он говорит хоть и басом, но тихо, что даже странно для боевого генерала. Другой генерал знаменитый, хоть и не боевой, а бывший ельцинский охранник Коржаков — тоже совсем не страшный, хотя, кто его знает, улыбается хитренько и все больше молчит.
Некоторые депутаты, наоборот, в жизни интереснее. В телевизоре разве разглядишь золотые заклепки на крокодиловых ботинках лекарственного фабриканта Владимира Брынцалова? Люба слышала, как глава «Феррейна» уверял журналистов, что и крокодил, и золото — самые что ни на есть настоящие. Перед тем как перейти к вопросам личного порядка, Брынцалов говорил о делах общественных и печалился о бедном народе: «Ну не идет кость в горло,когда крутом неустроенность!»
Если производитель водки и таблеток предпочитает рептилий уже в виде изделий, то депутат первой Думы Александр Осовцов из «Выбора России» — живых: у него в рабочем кабинете жил небольшой удав [224] .
224
Любовь к живой природе Александр Осовцов сохранил и после ухода из Думы. И сейчас у него в загородном доме небольшой домашний зоопарк, в котором, кроме удавов и питонов, живут карликовый бегемот, енот, лемуры, пони, лошади. В Думу Осовцов пытался попасть еще дважды: в 1995 году по списку ДВР и в 2003 году по списку «Яблоко». Оба раза он приносил неудачу своим партнерам.