Шрифт:
— А на сцене графиню сыграть! — смеется Андрей Петрович…
У Нади оказалось больное сердце. Врачи запретили жить на Кавказе, и они уехали в Белоруссию, потом в Фергану. И в Белоруссии и в Фергане посадила Надя яблони. Везде, где она жила, она оставляла на память яблони.
И еще вспоминает Андрей Петрович: бывало, порой мрачнел от нехваток, а Надя смеялась: «Не вешай нос!» И он тоже начинал улыбаться. Бывало, порой приходила трудная работа, боялся ее, а Надя кивала: «Смелее!» Он брался, и все получалось.
Ушла молодость, их потянуло в Нальчик. Этот город был для них особенно дорогим. Здоровье у Нади стало как будто лучше, и они решили вернуться.
Поселились на старой квартире.
— Смотри, яблони уже большие! — радовалась Надя. — Боже мой, какие яблони. Милые! — Она была актрисой и все переживала острее других.
— Идем, идем, — тащила Андрея Петровича за руку, — встретимся с нашим городом!
Она помолодела, щеки разрумянились, двигалась стремительно.
И вот он, парк. Бушевали под ослепительным солнцем могучие заросли деревьев, кустов. Парк дышал на город цветами и травами. Вздымались снежные цепи хребта, то белые, то алые, то золотистые, то голубые. Каждый час дня клал на горы свои краски.
Надя плакала, смеялась, гладила старые скамейки, ствол толстой ели, — здесь они однажды решили свою судьбу.
В Нальчике, среди гор, Наде стало хуже. По утрам опухали руки. Но она много работала, удачно сыграла Варвару в «Грозе», начала репетировать Ольгу в «Свадьбе с приданым». Она весело говорила:
— Мы ведь, Андрюша, счастливые, только сами этого не понимаем. Войны нет, в магазинах сколько хочешь хлеба, мы здоровые, молодые, работаем, сияет солнце, вокруг цветы!
На репетиции с ней случился сердечный припадок. Андрей Петрович испугался. На такси привез ее домой. Помог подняться на крыльцо. Она остановилась.
— Андрюша, смотри, какие георгины, мои георгины, — показала она под окна, — белые, вишневые, последние. Люблю. А яблони! А белые горы! Какие горы! И люди…
Внезапно пошатнулась. Андрей Петрович подхватил, прижал к себе. Лицо ее побелело, а глаза, которые уже не видели, все пристально смотрели на горы, губы, которые уже не шевельнутся, все улыбались…
Андрей Петрович торопливо наливал в стакан водку, жадно проглатывал, закуривал. По заколоченному киоску стегали ветви. Черт с ней, со смертью! Думать о ней — значит умереть, будучи еще живым. Последние слова Нади: «А яблони! А белые горы! И люди…» Никогда не думала она о смерти, не отдала ей ни одной секунды. Мгновенно забылась — и все.
Андрей Петрович пьянел и засыпал.
А на другой день опять ходил по фойе, заложив руки за спину.
Андрей Петрович был хороший комедийный актер. Но неожиданно ему не удалась знаменитая роль Аркашки Счастливцева в «Лесе». Он был не смешной, все делал принужденно, искусственно. А когда стал репетировать вторую роль, все поняли: он погас. Так бывает: внезапно гаснет актер, словно огонек костра, залитый водой. Выходил Андрей Петрович на сцену мертвый, тусклый, и зрители отвечали холодом…
Однажды весной Андрей Петрович пришел с репетиции к себе в комнату и, открыв дверь, остановился пораженно.
Перед ним стояла чудом воскресшая молодая Надя. То же красное платье в белый горошек с рукавами до локтей, те же зеленоватые глаза, немного восторженные, немного удивленные, те же пухлые губы, фигура спортсменки.
Андрей Петрович закрыл глаза, открыл — это была Верочка. За зиму она повзрослела, расцвела.
Андрей Петрович протирал очки, но видел все хуже, а Верочка уже исчезла. Он растерянно оглядывался, и тут налетела она, обхватила. И когда он обнимал Верочку, ему все казалось, что он обнимает Надю. Глаза вновь стали плохо видеть. Он схватился за очки и бормотал несвязно:
— Приехала? Как же ты? Приехала! Какая ты стала… А я вот…
— Я все время мучилась — зачем оставила тебя. Очень мучилась, — Верочка заглянула ему в глаза.
— Ничего, ничего, пустяки… Ты не могла иначе…
— Чужие они там, — грустно объяснила Верочка. — Я как маму вспомню, всегда рядом с ней стоишь ты. Только ты, а не… Но я не могла тогда остаться с тобой. Ты понимаешь?
— Да, да, успокойся. Успокойся.
И пока он смотрел на Верочку, пока говорил с ней, он все думал, что не умерла Надя, а живет юная, свежая, как десять лет тому назад. Только теперь зовут ее Верочкой. Не умирают в жизни. В ней только обновляется все. Как листва на деревьях каждую весну. Зачем же он отдал столько дней думам о смерти?