Хокинс Карен
Шрифт:
— Какой — то абсурд!
Она приподняла брови и сказала невозмутимо:
— Вы же говорили, что я могу выбирать условия, разве нет?
Он посмотрел на неё довольно зло:
— Полагаю, что говорил.
— Задания у Килхуха были вполне элементарными: найти самый сладкий мёд сезона; достать бритву, ножницы, гребень и зеркало за ушами кабана; ну, и тому подобное.
— Достать зеркало за ушами кабана — это элементарно? — Он взял книгу и уставился в неё. — Что за бредовая идея.
— Это не бредовая идея. Поиск мёда можно оставить, как есть, это в переводе не нуждается. А предметы из головы кабана можно заменить на… — она закусила губу, потом просветлела. — Знаю! Это может быть бант с головы собаки леди Кинлосс.
МакЛин покачал головой, но всё — таки выдал едва заметную улыбку:
— Собака леди Кинлосс — это и впрямь кабан.
Кейтлин постаралась не улыбнуться в ответ:
— Весьма бледный каламбур.
— Да большинство из них — бледные, — МакЛин полистал книгу. — Ну, и как вы предлагаете это делать, Хёрст?
— Каждый из нас должен будет выполнить три задания, взятые из мифа.
— Звучит честно. Кто их будет устанавливать?
— Мы установим их друг для друга. Помимо всего прочего я не хочу, чтобы привлекались другие гости; думаю, вы тоже этого не захотите.
— Определённо, нет.
Она кивнула на книгу:
— Вы видите какие — нибудь задания, которые бы вас заинтриговали?
Со скептическим видом он, тем не менее, перевернул несколько страниц:
— Возможно.
— Значит, вы согласны следовать заданиям, установленным в мифе, чтобы мы могли договориться об этом окончательно?
Александр закрыл книжку и хлопнул ею по ладони, взвешивая её слова. Он должен был признать, что она делала это дело заманчивым, поскольку оно только добавит сладости — не просто одержать над ней верх, а ещё и в её собственной игре.
Правда, нельзя было соглашаться слишком быстро, поэтому он пожал плечами:
— Ну, не знаю, Хёрст. Когда я предложил вам выбрать условия, я представлял себе, что вы придумаете что — нибудь более привычное — типа игры в карты или какие — нибудь гонки.
Подбородок её вздёрнулся, она подошла прямо к нему, её тёмные карие глаза озорно сверкнули:
— В чём дело, МакЛин? Неужто испугались небольшого состязания?
Тело Александра немедленно отреагировало на её близость.
— Это излишние хлопоты, но… — Он позволил своему взору пройтись по ней, задержавшись на груди и бёдрах. — Я могу думать только о том, как буду наслаждаться вашим проигрышем. А наблюдение за тем, как вы будете бороться с вашими заданиями, только подсластит моё удовольствие.
— Мы ещё посмотрим, кто проиграет. — Она одарила его одной из тех проклятых загадочных женских улыбок, от которого его тело сразу воспламенялось, затем отвернулась, перебирая пальцами по приставному столику для закусок, рассеянно поглаживая серебряную конфетницу филигранной работы.
Александр созерцал, представляя себе, какие ощущения это лёгкое касание вызовет у его петушка, который уже сейчас напрягся, чтобы дотянуться до неё. Чёрт побери, да она меня распаляет.
Она повернула голову, и на одно мгновение её чистый профиль прорезался контрастом на фоне тёмных окон дверей веранды.
— Вам полезно поучаствовать в состязании с тем, кто не боится вашего норова.
— Люди меня не боятся.
— Вот как? — Она посмотрела на него через плечо кокетливым движением, таким же старым, как сама Ева. — И вы в это верите? Вы постоянно обрушиваетесь на всех с грохотом и треском, а потом уверяете, что никого не заботит ваше проклятие. — Она махнула в сторону садов, где ветки разметало по изгородям, и он это знал. — Как этого можно не бояться?
— Вы — не боитесь.
Она послала ему нетерпеливый взгляд:
— Потому что я выросла на рассказах о вас и вашем клане. Я знаю об этом проклятье с тех пор, как стала достаточно большой, чтобы залезать на колени к бабушке.
— Ах, да. Старая Женщина Нора — ваша бабушка. Хью упоминал мне об этом, когда мы виделись в последний раз. — Александр хорошо знал Старую Женщину Нору и не любил эту деревенскую знахарку. Она была одарённой ведьмой, он это признавал, и он бы доверил ей свою жизнь, если бы ему вдруг понадобился лекарь. Но ещё он знал, что она была болтушкой и сплетницей, проводившей слишком много времени за анализом его дел.