— Кто учил играть? — спросил Владимир Иванович.

— Папа, — с легкой грустью ответила я. — Только папа умер, а Леонид Андреевич шахматы не любит, играет редко. А я не люблю телевизор. В общем, или читаю, или играю сама с собой.

— Значит, отдыхаешь? Для каникул вроде бы рановато…

«Может, он думает, что я учусь в школе?» Это меня озадачило. Чай был душистый, с листьями брусники, и варенье тоже брусничное. Я съела его целую вазочку, а потом покраснела.

— Не стесняйся, — улыбнулся Владимир Иванович. — Варенье, слава Богу, есть.

Мы вернулись на веранду и продолжили борьбу. Владимир Иванович хмурился, а я гадала, что лучше: выиграть или проиграть, и в конце концов выиграла.

— Молодец, — покачал он головой. — Честно сказать, не ожидал.

— У вас трудно выиграть, — в ответ похвалила я, собирая фигурки.

— Давай завтра сыграем, — предложил он. — С утра я свободен, часиков в десять, а? Или для тебя рано?

— Нет, я в семь встаю. Можно я вам номер телефона оставлю, вы позвоните, и я приду, вдруг у вас планы переменятся?

Владимир Иванович записал номер и проводил меня до калитки.

— Здесь на улице живет немало молодежи, — сказал он. — Подружилась с кем?

— Нет, — пожала я плечами, старательно отводя глаза. — Леонид Андреевич мне не разрешает выходить одной. Я в саду отдыхаю, с Жильцом.

— С кем?

— Это котенка так зовут.

— Жилец… Смешно.

Мы простились, я пошла по улице, обернулась и помахала рукой, Владимир Иванович тоже махнул в ответ, а я ускорила шаг и через пару минут сворачивала к своему дому.

Док лежал в гамаке, увидев меня, поднялся и вошел в дом.

— Ну что? — спросил он неуверенно.

— Вроде нормально, — кивнула я. — В шахматы играли. Он решил, что я приехала в гости, отдыхаю.

Док выпил сок, повертел в руке стакан и осторожно спросил:

— Ты так и не сказала мне, что задумала.

— Внедриться в организацию и развалить ее изнутри, — с умным видом заявила я.

— Но в том, что с тобой произошло, виноват не этот человек…

— Док, я борюсь с преступностью в целом, а не с конкретным человеком.

— Конечно, — кивнул он. — Я просто беспокоюсь… Это очень опасно и…

— Мы в абсолютной безопасности, — заверила я. — Ты же знаешь, он еще всерьез подозревать не начнет, а я уже засеку. И мы с тобой смоемся.

— Надо позвонить Орлову, — некстати вспомнил Док.

— Не надо. Орлов не знает, где мы, и это очень хорошо. Лучше соблюдать осторожность. В целях безопасности, — добавила я.

Док подумал и кивнул. Он всерьез верит в справедливость и прочую чушь, приходится с этим считаться. Скажи я ему правду, и он, пожалуй, очень расстроится, а расстраивать Дока не хотелось: ближе его у меня нет никого на свете.

Утром Владимир Иванович позвонил ровно в десять.

— Варя? Как насчет шахмат?

— С удовольствием, — обрадовалась я. — Я прибегу сейчас, вы только собаку не выпускайте.

Через пять минут я протискивалась между прутьями забора, а Владимир Иванович, как выяснилось позднее, ждал у калитки. Поэтому встретились мы не сразу. Я поднялась на веранду и позвала:

— Владимир Иванович. — Дверь открылась, и очам моим предстали два охранника. То, что это именно охранники, было ясно с первого взгляда, никем другим, имея такую внешность, они быть не могли.

Одного роста, плечистые, в одинаковых костюмах и одинаковых темных очках. Первый — блондин, очень короткие волосы были похожи на цыплячий пушок и блестели на солнце. Лицо суровое, а из-за темных очков и вовсе гранитная маска. Второй был шатеном, тоже коротко стрижен, тяжелую челюсть украшала двухдневная щетина, черная до синевы. Губы, довольно пухлые от природы, сжаты так, что вытянулись в струнку. На двоих одна мысль, выражавшая замешательство.

— Здравствуйте, — громко сказала я. — А Владимир Иванович дома?

— Дома, — смеясь, ответил тот, подходя сзади.

— Будем играть? — спросила я.

— Конечно.

Пока мы устраивались за столом, парни исчезли.

— Это ваши гости? — проявила я интерес. — Может, я не вовремя?

— Вовремя. Я сегодня очень рано поднялся и все готовился к турниру, еле-еле дождался, когда десять пробьет, чтоб тебе позвонить.

— Позвонили бы раньше, — расстроилась я. — Я ведь говорила: встаю рано.

— Постеснялся.

Мы начали партию. В упорной борьбе я одержала победу.