Шрифт:
– Па, думу думать!
– Думать надо!
– …да, да, папочка…
– да-а, па…
Мало девчонки, так и Аркаша на четырехколесном коне, с картонным копьем в ручонке. Нога уже срослась, а синяки и шишки на голове зажили.
– Па-а?.. Я с тобой!
Следом и большие колеса поскрипывают. Нянюшки кресло катят с решительно улыбающейся Наташей:
– Милый папа! Без нас тебя опять убьют…
– Да ведь не убили же до сих пор?
Тут уж за столом не усидишь. Он встал на колени, преграждая путь и боевой колеснице, и самой воительнице.
– Вижу, доча, что ты поправляешься. Скоро мы с тобой на Невский гулять пойдем.
– Завтра у тебя, папа, турнир со всеми бяками-собаками?
– Наташенька, ты уже взрослая. Тебе в отличие от Аркаши пятнадцать годиков. Как ты выражаешься?
– Как и они со мной…
Хоть и взрослая, а не понимала дочка, что из глубины калечного кресла бьет отца в самое больное место. Мать встряла:
– Доченька, бери пример с Ади. Видишь, он на коне и с копьем в руке, а зря не кричит. Папа все обдумает и все правильно решит. Не будем ему мешать.
Не очень охотно и уверенно, но все же стали отступать к дверям:
– Ага, решит…
– Все думает, что мы… маленькие!..
Направляя своего коня к двери, Аркаша уже по-мужски подвел итог:
– Мешать – не!
Ах, защитник!.. Если твои годики сложить с годочками Наташи – точно будешь не маленький!..
IV
Семья сидела в ложе для публики. Разумеется, без Аркаши. И без Наташи. Но и так было пятеро. Да и брат Александр компанию составлял, по журналистской безалаберности перекидываясь репликами со знакомыми. Он умолк лишь, когда после нескольких ничего не значащих выступлений на трибуну выскочил грузинский социал-демократ Церетели и, указывая пальцем на министров, гортанно прокричал:
– Долой! В отставку! У вас руки в крови!
Все повернулись в сторону Столыпина, сидевшего со своими министрами. Он что, промолчит-промычит, как Горе-Мыкин?..
Столыпин оставался невозмутим. Он уже выступил с правительственным докладом, где изложил суть всех задуманных реформ – земельной, административной, о свободе личности, веротерпимости, местном самоуправлении, и так все доказательно изложил, что особых нареканий не вызвал. Кто одобрял, кто выжидал, кто побаивался, кто таился, но все по крайней мере делали вид, что идет обычное обсуждение правительственных прожектов. Мол, послушал, да и ладно. Не всерьез же принимать. Но Церетели взорвал зал Таврического дворца… На крик ответили криком. На обвинение – обвинением. Схлестнулись две затаившиеся было силы, которые показали, что Дума не уступит, а правительство не отступит от начатых реформ! Председателя правительства могли любить или не любить, но требовать от него, как от Горемыкина, да хоть и от Витте, капитуляции – ну это уж слишком!
Занятый мыслью о необходимости выступать вторично, он не замечал, как вскочил и бросился в журналистскую ложе брат Александр, как ломала руки жена Ольга, как девчушки испуганно жались к ней, а старшая Мария отбивалась от дамских попреков, летевших в адрес министерской семьи. Он даже не слышал:
– Тоже нам правительство – изволило пожаловать со своим самоваром!
– Позорище!
– Царский лизоблюд!..
– …да под дамским-то каблучком!..
Нет, это, пожалуй, уже долетело до сознания. Распоясанные голоса, подогретые женской истерикой, были явно не в его пользу. Рубить – так рубить с плеча!
Столыпин встал и с гордо поднятой головой снова взошел на трибуну. Он так властно и уверенно взмахнул рукой, как бы мечом отсекая грязную ложь, что вся огромная, гудевшая от криков зала вдруг замерла.
– Где ложь? У кого ложь? У кого кровь на руках? Не у тех ли, с позволения сказать, господ-депутатов, которые из ненависти к России сами же и породили цареубийц, бомбы и браунинги?! А потом и никому не нужную революцию! Ваши руки в крови народной! Какой там к черту у вас социализм!.. Обычная уголовщина… под политическим соусом! Цель?.. Разделаться и с нынешним правительством, как разделались с правительством Витте и Горемыкина. Но!.. Не добьетесь нашей слабости. Все нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать и у нынешнего правительства, у власти, паралич и воли, и мысли. Все сводятся к двум словам, обращенным к нам: «Руки вверх!» Но!.. – Он опять взмахнул невидимым мечом. – На ваши два слова, господа чужеродцы, правительство с полным спокойствием, с осознанием своей правоты ответит тоже двумя словами: «Не запугаете!»
Возмущенные крики сменились другими:
– Браво, Столыпин!
– Достойный ответ христопродавцам!
– У нас появился свой бесстрашный рыцарь!
– Уж верно: не запугаете!..
Именно на следующий день и появились в заграничных газетах вещие слова:
«Он и есть тот герой-рыцарь, которого ждет царь для спасения России!..»
Но еще семейным торжественным вечером, когда все, даже не бывшие в Таврическом дворце Наташа и Адя, переживали «победу папа́» и кричали «ура!», сбежавший от журналистской братии Александр наедине предостерег:
– Не обольщайся, Петро. В самое ближайшее время тебя ждут самое малое два скандала. Выпьем, чтоб им ни дна, ни покрышки!
– Выпьем, Саша, чего ж? Но интересно знать, какая сорока на хвосте принесла?
– Журналистская, брате, журналистская. Врем мы много, но друг от друга и верные сведения перехватываем.
– И что же ты ухватил?..
– Первое: о военно-полевых судах. Жди запроса из Думы!
– Скверный запрос, не скрою. Дальше?..
– Дело Азефа. Алешка Лопухин грязное дельце тебе оставил. Ты уже кое-что знаешь об этом, но, боюсь, скандал выйдет великий. Готовься.