Шрифт:
И прибавила уже спокойней, но с очевидным недоумением:
– - Все у нас так. Как вверху сказали, так и быть должно. Раз сказали "всеобщее среднее", значит так и не иначе. И никаких гвоздей, без вариантов, хоть остолоп тебе, хоть оболтус.
5
Пацанчики
Гвардейцы составляли подавляющее большинство так называемой мафиозной цепочки, однако входили в нее и некоторые пацанчики. Так, на соседней парте впереди за Игнатом и его подшефным расположились сразу двое из них, Михаська и Петрик.
Пухлощекий, румяный, кругленький как колобок Михаська своей силой только немногим из гвардейцев уступал, но неловкость и исключительная неповоротливость позволяли без проблем с ним справиться. Молниеносным, отработанным движением Игнат всегда успевал выгодно захватить, а после просто перегибал Михаську пополам.
Вплоть до самого выпускного класса учился тот средненько и на контрольных частенько не мог обойтись без помощи соседа отличника. А поскольку располагался непосредственно за ним спереди, то являлся чрезвычайно важным передаточным звеном той же самой мафиозной цепочки, и вследствие этого относительно редко оказывался в незадачливых объектах насмешливых забав со стороны изнемогающего от скуки диктатора и его верных гвардейцев.
В футбол-хоккей Михаська также играл слабовато, зато, как и Игнат был заядлым болельщиком. Болели они за разные команды, один за ЦСКА, второй за "Спартак", и очень любили поспорить, подразнить друг друга шутливо, доказывая достоинства своих кумиров:
– - Ты только глянь, как он ездит, маэстро твой. Смех один, кругами!
– - Там один рост -- машина! Бортанись разок с таким, гляди посмеешься. Твой зато, недоросток мелкий, прошмыгнет между ног у защиты...
Однако и команда, и кумиры тотчас становились общими, когда играла сборная. Теперь уже не было конкретно армейцев и спартаковцев, теперь они были просто "наши", игроки-легенды, десятилетиями удивлявшие мир. И были их незабываемые победы, и было счастье, и гордость за могучую державу с названием величественным, звонким Советский Союз.
В час важнейших хоккейных баталий заядлыми болельщиками мгновенно становились все в классе. Можно было даже не смотреть телевизор, результат и так был ясен с утра. Шутливо, оживленно в классе, значит порядок; гнетуще, тоскливо -- ожидай вскоре отголосков с далекой "камчатки":
– - Эх, та-айга. Чехам продули.
Пожалуй, один только Петрик, сосед Михаськи по парте не интересовался спортом вовсе. Он и внешне представлял собой почти полную противоположность колобку-соседу: выше на целую голову, необычайно худой, в огромных овалах очков, с бледноватым вдумчивым лицом тихони-отличника. Учился он и вправду отлично, потому в мафиозной цепочке никогда не участвовал; более того, Игнат и сам частенько консультировался с ним на контрольных, как написать незнакомое слово или решить сложную математическую задачу.
Книги были, пожалуй, единственным его увлечением. Славик Малько, сосед Петрика в поселке и по рангу своему в классе также пацанчик однажды вот такую историю рассказывал:
"Летом как-то невидать было долго Петрухи. Ни на улице, ни возле дома. Потом встречаю:
– - Ты где это, друг, запропажил? -- интересуюсь. -- В лагерь, разве, съездил?
– - Дома был, -- в ответ пожимает плечами.
– - Как так?! Такой порой и на печи забуриться... Ну ты и придумал, а вот мы все из речки не вылезали. И чем, колись, занимался веселеньким?
– - Книги читал.
– - Как так книги! Так уж все время?
– - Все время.
– - Ну ты и придумал. Лето, каникулы, волюшка вольная! Ладно, допустим. А что ж ты боле теперь не читаешь?
– - Да по левому глазу ноль-две. Линзы вот жду... пока новые.
Славик рассказывал эту историю неизменно со смехом, как забавный анекдот, выделяя особливо две фразы: "А что ж ты боле теперь не читаешь?.. Да по левому глазу ноль-две!" -- словно вся изюминка-суть характерная заключалась единственно в них.
И хоть сам Петрик утверждал категорически, что его сосед это просто выдумал, однако поверить в правдивость "истории" было очень легко, глядя на подслеповатое, всегда будто заспанное лицо ее главного героя.
Особенно Петрик увлекался фантастикой и научно-популярной литературой. С ним Игнат постоянно обменивался "интересненьким", обсуждал увлеченно самые захватывающие сюжеты.
И не было тотчас их маленькой сумрачной школы-избушки, крохотного провинциального поселка, не было серых, скучных, надоедливых ученических будней. Переливчатый радужно, разноцветный туман неизведанного завораживал трепетно, возносил высоко-высоко в сокровенную даль, в необъятную тайну Вселенной...Тайну, что столь необъятно мечталось раскрыть.
Сам же Малько Славик сидел в среднем ряду за передней партой возле учительского стола. Ростом он был почти в два раза ниже любого из гвардейцев, зато был знаменит по округе как наипервейший грибник.
Поселок протяжным изогнутым строем деревянных домишек подступал впритык к Неману. А дальше за неоглядной во все стороны, в бирюзовых озерных глазках, растянутой изумрудной гладью заливных лугов синела на горизонте знаменитая принеманская пуща. Говорили всерьез, что она и впрямь нигде не заканчивается, что можно вот так идти и идти смолистыми хвойниками, непролазными чащами, торфяными топкими болотами до самых Столбцев... Ранней осенью, когда выдавался погожий денек, в лес выбирались всем дружным мальчишечьим коллективом и сразу после уроков.