Пан затянулся глубоко снова, почесал затылок; наморщив лоб, как бы сочувствуя, широко развел в стороны руки.

– - Да считают. Считают нынче повсюду копейку к копеечке, оттого с нетерпением ждут. Едва выгружаешь мешки на перрон -- прямо впритык к тебе очередь строится, торговля кипит, не зевай! За часик-другой капустой карман напузырил, глядишь по бокам... А уж товаром выходишь до донца пустой, расхватали --- значит, можно обратно отчаливать. Сходу в обратный вагон, но с зеленым полтинничком сверху в кармане!

Пан затянулся в последний раз догоравшей цигаркой, перевел тяжко дух и после небольшой паузы вновь продолжил свой неспешный рассказ:

– - Такой получается полный расклад. Только и мороки огулом выходит на полный круг. Теперь смотрим с другой стороны. Таким вот макаром всего лишь денечек кантуешься, а на работе, считай, месяц с гаком придется запахивать. Целый месяц день в день, ты почувствовал разницу?

Вот и ребята прикинули, обмозговали. Как ни поверни по рассказам, а понятно и просто выходит. Вполне подходящим привиделось дельце приятелям, тем более, что и других вариантов не видно под стать. Решились на пробный вояж!

И поначалу ведь гладко дельце пошло. Затоварились продуктом на полную, натолкали пакетов в мешки. Подхватили мотор, прикатывают на вокзал, а... вот тут! Вот тут-то и грянуло, врезалось остренькой бритвой с обратного боку. Прикатывают мужики на вокзал, а на вокзале... Не описать, не высказать!

Х-ха, на теории гладенько спорилось, да видать у холявы по жизни всегда тесновато приходится, Что на перроне творится, не описать, не высказать. Народу и впрямь как тех селедок в бочонке, не повернуться, не сдвинуться. И у каждого, каждого на руках барахла под завязку.

Что делать?

Как в набитый вагон втиснуться, да еще с мешками по пуду? И на перроне абзац, и на вагонах висят, и из открытых окон там и сям торчат головы.

Видят мужики, серьезно застряли. Теперь хоть с пудовыми мешками обратно домой, да только что теперь дома с такой пропастью молочного провианта делать?

На этом кульминационном этапе своего повествования Пан опять как-то кривовато ухмыльнулся, перевел дух. Вороша клешневатой ладонью густые жесткие волосы, теперь куда более бодро продолжил рассказ:

– - Видят братцы, думать надо. Поезд-то скоро ту-ту! Тогда сосед мой дружку говорит: "Давай так сделаем, Миша. Ты стой здесь за мешками секи, а я один на прорыв двинусь. Налегке в одиночку проскочить попробую, может, хоть так просочусь ближе к поезду. А там, глядишь, что-нибудь на просвет и проклюнется".

Вот он и двинул один на толпу. Где боком вклинится, где кругом, где чуть и не по головам. Как получилось, как вышло сейчас расскажешь, но долго ли коротко, а к самому поезду он кое-как прощемился. Влез на ступеньки, глядь на толпу с высоты на охват, бли-ин!.. Не описать, не высказать.

Рожи очумелые, потные, красные. Этот кричит во всю глотку, этот за мешки хватается, этот нахалом так и прет наобум, эти бычины друг друга за грудки трясут... "Голову, голову! Освободи голову, прищемили!" -- кто-то истошно орет на краях.

Вот такая веселая картинка сверху моему соседу и вырисовалась. Окинул ее на охват с высоты, и... как вырвалось у него вдруг! Так вот, говорит, без задумки всякой, само по себе изнутри вдруг и вырвалось:

– - Люди!!!

Как из души, говорит, вырвался крик. Грянул дико, перекрыл прочий звук, по округе хлестнул жарко. И даже вздрогнули люди, застыли, все разом наверх изумленно глядят:

"Что случилось, какая оказия, какие дела?" -- такая мыслишка на лицах читается.

– - Люди, вы что?!

Содрогнулся внизу народ от дикого крика, и как бы всем телом единым застыл.

– - Люди, вы что? Ох...ли?!

И вновь содрогнулся народ, заколебался в лицах и... как бы сдвинулся, сплотился теснее. Поджался теснее друг к дружке так, что даже вроде пространства какого-то явственно вырисовалось. Даже просветы вдруг в общей массе забрезжили, и тут мой сосед сверху, не будь дурак:

– - Мишка, кидай сюды мешки!

Фразу эту Пан-рассказчик выговорил резко и звучно, затем рассмеялся хрипловато и коротко. "Мишка, кидай сюды мешки!" -- повторил он уже не столь отчетливо, но с тем же коротеньким хрипловатым смешком, покручивая чубатой головой, словно в изумлении.

Наркот-Бельчик в ответ лишь опять ухмыльнулся криво, выпустил густо синеватый сигаретный дым. Сплюнул смачно, сердито:

– - Капитализма захотели, шмотья заграничного вволю. А вышло... вышло-то что?