— Мы? — удивился Вадим Александрович. — У меня уже были из милиции. Очень сожалею, но ничего нового я сообщить не могу. Я продал машину почти три месяца назад, от руки написав парню доверенность.

— Парню?

— Как будто да.

— Вы сами-то в эту чепуху верите? — хмыкнула Женька.

— Что вы имеете в виду? — разозлился Вадим Александрович.

— Допустим, забыть фамилию — это куда ни шло, но, кто у вас ее покупал, мужчина или женщина, вы помнить все-таки должны.

— Слушайте, не надо делать из продажи машины детектив. Я неважно себя чувствовал. Конечно, покупателем был мужчина, но доверенность писал он сам, я только поставил подпись, и, какое имя он указал в доверенности, меня, если честно, не интересовало. Поэтому я и затрудняюсь сказать, кому ее продал. То есть деньги я получил от мужчины, но очень может быть, что на машине раскатывает женщина.

— Здорово, — порадовалась Женька, а Вадим Александрович задал встречный вопрос:

— Это вы были сегодня в моем офисе?

— Мы. И вот что, Вадим Александрович, Инга — моя давняя подруга, и байка, которую вы рассказали в милиции, в моем случае не пройдет. Вы знаете почему.

— Что я знаю? — хмыкнул он, но голос звучал так, что и я, и подружка поняли — парень насторожился. — Если вы решили подработать шантажом, предупреждаю сразу — дело это бесперспективное и даже опасное.

— А вот это вы зря, — сказала Женька ласково. — Мы ищем Ингу. По-моему, она в дерьме по самые уши. Нам нужен ребенок, а дурацкие семейные тайны пусть оставят при себе. Если вы знаете, где она сейчас, передайте…

— Вы с ума сошли! — воскликнул он. — Я знать не знаю никакой Инги. И при чем здесь ребенок?

— Она похитила ребенка, намереваясь получить за него деньги. Во время передачи выкупа брат Инги, помогавший ей в этом деле, был убит. Вам что, в милиции не сообщили, почему интересуются вашей бывшей машиной?

— Нет. То есть сказали, что произошла авария… Послушайте, я не знаю, что вы от меня хотите, но должен вам заявить: ни о какой Инге я никогда не слышал. Если вы появитесь в моем офисе или еще раз позвоните, я сообщу в милицию.

— Сделайте одолжение, — буркнула Женька, бросая трубку. — Что думаешь? — спросила она, хмуро глядя на меня.

— Внутренний голос настойчиво шепчет: парню что-то известно.

— То-то и оно-то. А мы не знаем что. А вдруг это выведет нас на Лельку?

— Предлагаешь допрос с пристрастием?

— Да иди ты, — отмахнулась Женька и потопала к машине.

Не успели мы вернуться в мою квартиру, как зазвонил телефон. Наталья, сестра Веры, сказала взволнованно:

— Анфиса, ты не могла бы приехать к нам прямо сейчас?

— А что случилось? — испугалась я.

— У Верочки истерика. Пожалуйста, приезжай.

Мы с Женькой наперегонки кинулись из дома. Уже в машине я сообразила, что разумнее вызвать такси, возле дунаевского дома оставить родное железо негде, но, мысленно махнув рукой, тронулась с места.

Если у Веры и была истерика, то к моменту нашего прибытия подруга уже успокоилась.

— В чем дело-то? — зашептала Женька встретившей нас Наталье.

— Она была у Игоря и вернулась в таком возбужденном состоянии. Я хотела «Скорую» вызвать, но Верочка запретила.

Вера лежала на диване, уткнувшись лицом в подушку, услышав голоса, подняла голову и спросила:

— Анфиса, что происходит?

Честно говоря, я растерялась, посмотрела на Веру и пожала плечами:

— О чем ты?

— Я была у Игоря. Мы спокойно разговаривали, и вдруг, когда я сказала, что номер «Део» ты узнала у кого-то из спортивной школы… Ты не представляешь, что с ним было. Он начал кричать, что вы суете свой нос в чужие дела, что вы разбиваете нашу семью. У него подскочило давление… Анфиса, что он имел в виду? — Вера села, сложив на коленях руки и глядя на меня серьезно и выжидающе. Я мысленно вздохнула. Что я должна сделать: рассказать Вере, что ее муж — родной отец ребенка и боится, что она об этом узнает, потому что он шесть лет обманывал ее, а теперь выходит… Нет уж, пусть сами разбираются. — У твоего Игоря крыша поехала, — пришла мне на помощь Женька. — Он и в прошлый раз орал и нас из дома выставил, поскольку считал, что мы своими вопросами все портим, а мы просто хотели помочь. Сейчас у вас не лучший период жизни, я думаю, не стоит особенно остро реагировать на слова друг друга, сказанные в горячке. — Женька еще минут пять распиналась в том же духе, а я кивала с умным видом и надеялась, что красноречия подружки хватит как минимум на десять. Слова Женьки действовали на Веру усыпляюще. Она склонила голову, рассматривая свои руки, и, когда Евгения Петровна наконец заткнулась, сказала:

— Конечно, ты права. Но Игорь сам на себя не похож. Я так боюсь. У меня нет сил. Только страх. Мне кажется, мы уже никогда не будем вместе. Словно иду длинным коридором, а впереди — пустота. Где моя доченька, девочки? — всхлипнула она, зажимая себе рот рукой. — Я больше не могу так… господи…

Мы бросились к Вере и, само собой, тоже разревелись, так что не ясно было, кому из нас следует вызывать «неотложку».

Где-то через час мы смогли успокоиться и даже уговорили Веру выпить немного куриного бульона. Квартиру покинули полные решимости во что бы то ни стало отыскать Лельку. — Уж очень он переживает за грехи молодости, — хмуро заметила подружка.

— Тебе Ромка объяснял: менты проявили интерес, и теперь выходит, что Игорь стрелял не в предполагаемого неизвестного похитителя, а в человека, хорошо ему знакомого. Чувствуешь разницу? У него могут быть крупные неприятности, поэтому вполне естественно, что он нервничает.

— Да? — потерла нос Женька и так посмотрела на меня, точно очень сомневалась в моих словах. — Слушай, а с какой стати вы тогда поехали на твоей тачке, не помнишь?

— Ну… свою он в гараж поставил, а моя под рукой…