Сие был первый случай, когда размышляя о надобностях моих, понял я ясно, что община, «мир русский», делам моим — не надобен. Привычки сии, обычаи — вредны.

«Делай что должно и пусть будет, что будет» — добрые слова, полезные. Только что делать с тем, что «должному» — помеха? Выбросить? А коли на том выбрасываемом вся жизнь построена? Коли оно — всему основа? Людям, душам их — основание. А сколь много пота, да слёз, да крови прольётся? Или «должное» — не делать? Но жить-то так нельзя.

Значит — обожжённый кирпич.

Как говаривал Мефодий Буслаев: «Кто к нам с мечом, того мы кирпичом». Мысль мне нравится. Где взять? Вот этого самого, которое «наш очередной асимметричный ответ» против меча.

«Тюрьмы строятся из камней закона, публичные дома — из кирпичей религии». Я не против разобрать «по кирпичикам» какой-нибудь здешний «опиум для народа», следуя этой фразе Уильяма Блейка. Я даже готов подождать с публичным домом — это можно «здеть» и позже.

На печку уйдёт две-три сотни кирпичей — печки нужны разные. На подворье надо ставить три. Полста подворий к этой зиме, ещё столько же — на будущий год… Нужно ставить кирпичный заводик….

Ну почему никто из попаданцев не считает потребностей своих людей?! Боятся за целостность своей «молотилки»? Или у них на «свалке» только прейскуранты из бутиков?

Ваня, перестать грустить о попаданском сомнище — погрусти о себе любимом. О мозгах своих, или что там у тебя есть. «Большинство месторождений содержит многослойную глину, поэтому лучшими механизмами, способными при добыче делать глину среднего состава, считаются многоковшовый и роторный экскаваторы. При работе они срезают глину по высоте забоя, измельчают её, и при смешивании получается средний состав. Другие типы экскаваторов не смешивают глину, а добывают её глыбами».

«В процессе обжига керамического кирпича легкоплавкие минералы образуют стекловидную, а тугоплавкие кристаллическую фазы. С повышением температуры всё более тугоплавкие минералы переходят в расплав, и возрастает содержание стеклофазы. С увеличением содержания стеклофазы повышается морозостойкость и снижается прочность керамического кирпича».

Ну и как это… переварить? «Ротор заклинило не в проворот…»… — это я уже пел. Истерики по поводу «тока электрического трёхфазного» и «черепицы деревянной с дырочками» — у меня уже были. Не помогло. Не конструктивно. Конструктивно — «смотреть, думать».

«Первая — колом, вторая — соколом, третья — залётной пташечкой» — русская народная мудрость. Я, явно, уже начал адаптироваться к тому «пойлу», которое здешний мир впихивает в меня под брендом «Решение текущих задач». Уже нет особо сильного удивления по поводу: «да как же они так живут?». В смысле: без роторных и многоковшовых. Нет и истерики: «так жить нельзя! И не «так» — невозможно!». Как советовал Барух Спиноза, смотри на это с точки зрения вечности, «Sub specie aeternitatis».

Вот сижу я, смотрю на кирпич, где-то даже — «с точки зрения вечности», и думаю.

" — О чём ты думаешь, глядя на кирпич?

— О женщинах.

— Почему?!

— А я всегда о них думаю».

Старая шутка из нашего фолька. И, как оказалось в очередной раз, правильная. О женщинах нужно думать всегда. А то хуже будет.

Я сидел в закутке между сараями, грелся на заходящем солнышке, морочил мозги по теме: а вот как бы оно нам того, уелбантурить… А вокруг продолжалась жизнь. «Святорусская», живая. Даже — животрепещущая. Даже слышно стало как на усадьбе кто-то начал «живо трепыхаться».

Торчавший рядом со мной Сухан вдруг закрутил головой и прислушался.

— Ты чего?

— Скулит.

— Кто? Где?

— Там, баба.

Ну, ясно, не кобель хозяйский. Там такая морда… только рычать басовитенько. Пойдём, глянем.

Солнце опускалось к закату, мужички рябиновские уже навечерялись. Хозяйка пошла в пристройку возле поварни, видимо, за остывавшим там очередным блюдом. Ну, и один, из сегодня мною спасённых из посадникова поруба персонажей, решил разнообразить меню праздничного ужина ещё и внеочередным блюдом — «бабёнка поятая». Заскочил за ней следом и стал лапать.

Нормальная баба или приняла бы эти намёки благосклонно и, малость поломавшись, предоставила бы молодцу желаемое. Или бы наоборот — врезала бы хорошенько да крик подняла.

Хозяйка сделала самое скверное — молча сжалась. Дядя воспринял такую реакцию как положительную: Silentium videtur confessio — «молчание есть знак согласия». Папа Бонифаций Восьмой, от которого эта норма попала в каноническое право, ещё и не родился, а вот правоприменяемость, при опрокидывании бабёнки на спинку, у угрянских мужичков уже прорезалась.