— Люди не любопытны, — не разделила моего удивления Анна. — Много ли мы вообще знаем о том, что происходило здесь?

— В нашем городе?

— В нашем городе, вообще на земле. Зубрим в школе: в 1812 году битва под Бородином, Наполеон с войсками занял Москву. Масса сведений, а за всем этим ничего. Пустота. Каждый проживает свою жизнь, не очень-то интересуясь другими. Кто-то успевает рассказать о себе, большинство нет. Кого в нашем городе по-настоящему волнует эта икона? Двух-трех чудаков, любителей покопаться в истории.

— Кого-то она очень интересует, — не согласилась я. — Или то, что с ней связано. Если мы не ошибаемся, конечно.

— Ты говоришь о нем, как о человеке, — усмехнулась Анна.

— По-твоему, он появляется в красном плаще из пламени, демонически хохоча?

— Это расхожий образ. На самом деле зло многолико и может явиться в виде молодого красавца, о котором ты мечтала всю жизнь. А потом выяснится…

— Что?

— Ничего. И не забывай, он читает наши мысли.

— Прости, я не в состоянии поверить во все это.

— Тебе понадобится время. Главное, не сопротивляйся и воспринимай все как данность. Тогда сохранишь разум и, возможно, победишь.

— Разве человек может победить в такой схватке?

— Конечно. Мы ведь созданы по образу и подобий божьему. Беда в другом. В нас слишком много от него. Мы говорим «я не смогу», а надо бы сказать «я не хочу».

— Как ты думаешь, почему это случилось с нами? — задала я вопрос, который очень мучил меня.

— На этот вопрос можно ответить, если пройти свой путь до конца. У тебя будет свой ответ, а у меня, возможно, свой. Ты не хочешь проверить почту? Может, мы напрасно теряем время и ищем совсем не там.

Я пошла к компьютеру, уверенная, что никаких писем нет, по крайней мере от Азазеля. Ведь сегодня Игорь полдня провел здесь.

— Я думаю о нем, как о человеке, — хихикнула я. — Но если он…

Письмо было. Глазам своим не веря, я прочитала: «Ты на правильном пути. Шахово».

— Ну вот, — заметила Анна. — Правильной дорогой идем, подруга. Что такое Шахово? — спросила она.

— Не знаю. Похоже на название населенного пункта.

— У тебя есть карта области?

— Лежит в машине.

— Надо будет взглянуть.

— Пора ехать к Платонову, — напомнила я. — Я весьма смутно представляю, где находится Марксистская улица.

— Где-то возле объездной дороги. Хотя я могу и ошибаться.

Нужную нам улицу пришлось искать довольно долго. За объездной дорогой, там, где раньше была березовая роща, вырос коттеджный городок. Самая дальняя улица оказалась Марксистской. Место мне понравилось. В черте города, но ощущение, что находишься за сотню километров от людской суеты и шума. Тишина. Птицы поют. Впечатление портили лишь высоченные заборы, отделяющие участки друг от друга, видеокамеры возле калиток, опущенные жалюзи на окнах домов. Особо общительными местные жители не казались.

— Ясно, почему старикану за счастье хоть по телефону поболтать, — заметила Анна, оглядываясь по сторонам.

— Ему ничего не стоит переехать. Дома здесь дорогие, так что оказаться в панельном доме с сотней соседей легче легкого. А вот и его дом.

Дом, где жил Платонов, выглядел скромнее, чем соседские. Правда, кирпичный забор и кованая калитка присутствовали, но сам дом, хотя и двухэтажный, вряд ли превышал сотню квадратных метров, зато имел застекленную веранду. В сад вел пандус.

— Кажется, я догадываюсь, почему он живет не в панельном доме, — вздохнула Анна.

Я остановила машину возле ворот, ведущих в гараж, и мы направились к калитке. Звонить пришлось трижды. Памятуя о предупреждении Платонова, мы спокойно ждали. Наконец раздался щелчок, и калитка открылась. Мы направились к крыльцу, дверь дома распахнулась, и мы увидели рослого здоровяка с мрачной физиономией.

— Здравствуйте, — дружно сказали мы. Он открыл дверь пошире, пропуская нас в дом, и ничего не ответил. Я почувствовала неловкость, но тут вспомнила, что говорила библиотекарь о родственнике Платонова: он глухонемой.

Он провел нас в просторную гостиную. Из мебели здесь были шкаф, диван и четыре кресла, в углу стоял телевизор на антикварной тумбочке, деревянная резьба потрескалась и побелела. Похоже, хозяин не особенно обращал внимание на вещи, его окружающие. Мужчина невнятно промычал что-то, кивнув нам на кресла, мы сели, а он принялся что-то объяснять жестами.

— По-моему, он хочет сказать, что Платонов немного задержится, — сообразила я. Мы с Анной дружно кивнули и улыбнулись.

В комнате царил полумрак, тяжелые шторы на окнах были задернуты, в узкую щель между ними струился солнечный свет, здесь было прохладно, но ужасно неуютно. Я перевела взгляд на мужчину, который все еще находился в комнате. Лицо его было напряженным, а взгляд словно обращен внутрь себя. Это создавало странное впечатление. Широкий нос, большой рот, кожа с сероватым оттенком, то ли в оспинах, то ли в шрамах, сразу не поймешь.