– А вы откуда знаете?

– Раз открытка пришла мне, значит, она не попала к Мише, – разъяснил Сидоров.

– А почему она пришла к вам?

– Миша дал мой адрес.

– Зачем?

– Чтобы не давать свой.

– А-а-а… – Кира наконец поняла. – Козел… – оскорбилась она.

Задание было выполнено. Можно идти. Но Сидоров медлил.

– Вы… это… – начал он.

Кира ждала. Сидоров не знал, как оформить свою мысль. Он хотел сказать, что жизнь дается человеку один раз и не следует ее самовольно прерывать из-за неудачной любви.

– Чего? – поторопила Кира.

– Ну… это… – Сидоров мучился с напряженным лбом, и Кира, в свою очередь, заподозрила в нем умственную недостаточность. – Вы тут пишете, что повеситесь.

– Зачем? – не поняла Кира.

– От несчастной любви, наверное…

– Прямо… – Кира усмехнулась. – Буду я вешаться из-за каждого козла вонючего. Вас знаешь сколько?

Из текста Киры автоматически получалось, что и он, майор советской армии, – тоже вонючий козел. Стоило за этим ехать на край света, хоть этот край и был расположен в самом центре Москвы.

Сидоров повернулся и пошел. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Кто это сказал? Не важно кто. Правильно сказал. Пропал день. И ночь пропала. Две последние электрички отменили в связи с забастовкой. Железная дорога бастовала. Прямо как при царе. Сидоров посмотрел на часы: следующая электричка в семь утра. А сейчас – семь вечера.

При Брежневе было лучше. Как человек на протезе: неудобно, но стоит. А сейчас протез отбросили: стой на одной ноге. Не нравится – падай. Зато гласность. Правда. Вот и езжай домой на правде верхом.

Сидорова тронули за рукав. Он обернулся. Перед ним стояла Кира. Не противная. Нормальная.

– Вы что, специально ехали? Из-за меня? Сидоров не ответил.

– Познакомиться хотели? – догадалась Кира.

– Нет. Не хотел. Зачем мне?

– А чего ехали?

– Ну… чтобы не повесилась.

– А вам-то что?

– Жалко все же.

– Так вы ж меня не знаете…

– Ну и что? Все равно жалко.

Кира покрутила головой.

– Надо же…

– А что ты удивляешься? Нормальных людей не видела?

Сидоров незаметно для себя перешел на «ты». По праву старшего чином.

Кира с открытым любопытством рассматривала странного человека, непривычного, как пришелец. Такое бескорыстие она встречала только в книгах: приехать из другого города, спасти человека от смерти и даже не пристать. Не получить никакой компенсации. А ведь он не старый. И даже ничего. Его надо только отмыть, постричь, обрядить в западные шмотки – получится не хуже, чем прошлый Миша. Лучше.

– А у вас есть где ночевать? – спросила Кира. Сидоров промолчал. Ночевать он мог только на вокзале, возле касс для военнослужащих.

– Если хотите, пойдемте ко мне. У меня в комнате две пустые койки. Можете спать у окна, а можете у стенки.

Сидоров молчал. Нормально выспаться на нормальной койке – это, конечно, лучше, чем всю ночь промаяться в твердом кресле. Но с другой стороны, в каком-то общежитии, с какой-то Кирой – что за общество для работника идеологии? Обворует еще…

– Боитесь? – догадалась Кира. – Не бойтесь. Вы просто так ехали. Я просто так вас зову.

Комната Киры находилась на первом этаже, и поэтому в дверь она только выходила. А входила в окно. Для этой цели под ее окном лежал деревянный ящик из-под макарон. Нога – на ящик, коленка – на подоконник. Раму она не запирала, а только прикрывала.

Конечно, удобнее ходить в дверь, как все люди, но вахтерша тетя Валя не пускает мужчин и называет их кобелями, а Киру и Надю – сучками. Забыла, что сама была молодая в послевоенные годы и пересыхала без любви, как колосок в засухе. А теперь сидит, как стог сена. Все забыла. А может, помнит. И мстит: я пересыхала и вы пересыхайте.

Короче, Кира предпочитала миновать тетю Валю. Не встречаться с ней. Ногой на ящик. Коленкой на подоконник. И все дела.

Сидоров, не рассуждая, последовал за Кирой, ловко перебрасывая свое тренированное тело.

В комнате оказались три кровати, три тумбочки и шкаф.

Кровать в центре принадлежала Кире. У окна – Наде. Надя ушла на два дня на аборт. Аборты она делала легко. Не брала в голову.

Кровать у стены пустовала вообще. Прежде на ней спала третья малярша из их бригады Рита Шутова. Но Рите повезло, как Золушке в сказке. Вышла замуж за американца. Американец совсем никудышный. Никого не мог уговорить с такой внешностью. Ни одна западная баба не решилась. А наша Рита – из общежития, от малярного ведра – куда хочешь и с кем хочешь… Тем более в Америку. Пишет письма: скучно, хотя овощи и фрукты – круглый год.