Так что мне приходилось поднимать тост за Гитлера как руководителя Германии. Немцы поднимали тост за Сталина, я - за Гитлера. В узком кругу. Это же дипломатия. Во время приема в честь Риббентропа стол вел я. Когда я предоставил слово Сталину, тот проявил редкое чувство юмора: произнес тост «за нашего наркома путей сообщения Лазаря Кагановича», который сидел тут же за столом, через кресло от фашистского министра иностранных дел!»

– «И Риббентропу пришлось выпить за меня!» - вспомнил Лазарь Моисеевич.
– Правда, и мне пришлось пить за здоровье... фюрера».

Тот день, когда Коба произнес шокировавший даже фашистов тост, Сталин ознаменовал еще одним поступком.

Альберт Шпеер: - «По словам Риббентропа, Сталин был доволен соглашением о разграничительной линии и по окончании переговоров собственноручно отметил на карте на границе отведенной России зоны территорию, которую в качестве огромного охотничьего угодья подарил Риббентропу. Этот жест раззадорил Геринга, который не желал согласиться с тем, что сталинский довесок предназначается лично министру иностранных дел, и заявил, что он должен достаться всему рейху и тем самым ему, рейхсъегермейстеру. Последовал бурный спор между обоими охотниками,

имевший следствием глубокую мрачность министра иностранных дел, ибо Геринг оказался и более энергичным, и более пробивным соперником».

На десерт Вождь преподнес новым союзникам подарок: ради лояльного сотрудничества с «гарантом порядка» Гиммлером выдал на растерзание гестапо большую группу немецких и австрийских коммунистов, находившихся в эмиграции в Советском Союзе.

Герр Джугашвили, на что Вы рассчитывали, идя на сговор с господином Гитлером?
– поинтересовался философ.

У меня был собственный взгляд на будущее Европы. Очень похожий на гитлеровский. Только, в отличие от фюрера, я не публиковал свои тайные замыслы миллионными тиражами. Еще 2 сентября 1935 года я написал Кагановичу и Молотову:

«Старой Антанты нет уже больше. Вместо нее складываются две антанты: антанта Италии и Франции, с одной стороны, и антанта Англии и Германии - с другой. Чем сильнее будет драка между ними, тем лучше для СССР. Мы можем продавать хлеб и тем и другим, чтобы они могли драться. Нам вовсе невыгодно, чтобы одна из них теперь же разбила другую. Нам выгодно, чтобы драка у них была как можно более длительной, но без скорой победы одной над другой. Почему выгодно? Потому что возникнет возможность вмешаться в драку в удобный момент, когда все ослабнут».

То есть Вы были вовсе не против новой мировой войны, хотя советская пропаганда твердила иное?

«Большевики не пацифисты, которые вздыхают о мире и берутся за оружие только в том случае, если на них напали. Неверно это. Бывают случаи, когда большевики сами будут нападать... Большевики вовсе не против наступления, не против всякой войны. То, что мы сейчас кричим об обороне, - это вуаль, вуаль. Все государства маскируются: с волками живешь, по волчьи приходится выть».

В 1939 году на секретном совещании руководства Коминтерна я предупредил: «Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т.д.) за передел мира, за господство над миром.

Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расстраивает, подрывает капиталистическую систему... Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались.

... В мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение, сильное до такой степени, чтобы большевистская партия смогла бы захватить власть. Диктатура этой партии становится возможной только в результате большой войны. Мы делаем свой выбор, и он ясен. Мы должны принять немецкое предложение и вежливо отослать обратно англо-французскую миссию. Первым преимуществом, которое мы извлечем, будет уничтожение Польши до самых подступов к Варшаве, включая украинскую Галицию.

В то же время мы должны предвидеть последствия, которые будут вытекать как из поражения, так и из победы Германии. В случае ее поражения неизбежно произойдет советизация Германии и будет создано коммунистическое правительство. Мы не должны забывать, что советизированная Германия окажется перед большой опасностью, если эта советизация явится последствием поражения Германии в скоротечной войне. Англия и Франция будут еще достаточно сильны, чтобы захватить Берлин и уничтожить советскую Германию. А мы не будем в состоянии прийти на помощь нашим большевистским товарищам в Германии.

Таким образом, наша задача заключается в том, чтобы Германия смогла вести войну как можно дольше, с целью, чтобы уставшие и до такой степени изнуренные Англия и Франция были бы не в состоянии разгромить советизированную Германию... По этой причине СССР будет оказывать помощь нынешней Германии, снабжая ее сырьем и продовольственными товарами.

В то же самое время мы должны вести активную коммунистическую пропаганду, особенно в англо-французском блоке и преимущественно во Франции. Мы должны быть готовы к тому, что в этой стране в военное время партия будет вынуждена отказаться от легальной деятельности и уйти в подполье. Мы знаем, что эта работа потребует многих жертв, но наши французские товарищи не будут сомневаться в целесообразности этих жертв. Их задачами в первую очередь будут разложение и деморализация армии и полиции. Если эта подготовительная работа будет выполнена в надлежащей форме, безопасность советской Германии будет обеспечена, а это будет способствовать советизации Франции.