Эти горе – физики сконцентрировались в Московском университете и жаловались идеологическому начальству. Особенно их раздражало обилие еврейских фамилий среди создателей ядерного оружия. Они надеялись, что их праведный гнев будет услышан наверху. Я при поддержке товарища Сталина прекратил эту глупость! Евреев – деятелей культуры можно было отправлять «на станцию Могилевскую». Евреев – деятелей техники и науки уничтожать было нельзя.

– В Академии наук все равно ряды пожидели!
– возразил кто-то.

– Нет, это жиды поредели!
– загоготал Берия.
– Впрочем, антисемитизм в науке передался от идиотов нашего времени к брежневским идеологам! Официальные службы СССР в 70-80-е годы распространяли слух, будто настоящая фамилия Солженицына – Солженицер, а Сахарова – Цукерман. Лучшего средства компрометации эти кретины во власти не знали.

С этими словами Лаврентий исчез...

Академик Мигдал продолжил тему:

– Какая глупость! «Сахаров - из русских дворян, и по этой причине у него были трудности с поступлением в вуз».

... Президент Академии наук Александров воспроизвел свое выступление на заседании президиума:

– «Сегодня нам предстоит решить беспрецедентный вопрос о выводе Сахарова из членов Академии».

– «Почему беспрецедентный?
– не согласился академик Капица.
– В свое время Гитлер лишил звания академика Эйнштейна».

– «Переходим к следующему вопросу» - объявил Александров.

... На дачу к Ростроповичу, где нашел приют Солженицын, прибыл офицер милиции. Великий музыкант заявил: «Если вы можете из дома лауреата Ленинской премии выселить лауреата Нобелевской премии – действуйте». Страж закона ретировался.

Тогда к делу подключился министр культуры СССР, кандидат в члены Политбюро Демичев. Он пригласил Ростроповича к себе. Входя в просторный министерский кабинет, дирижер, опережая хозяина, заговорил: «Петр Нилович, я благодарен за приглашение и с интересом с Вами побеседую, но если Вы собираетесь говорить со мной о том, что у меня на даче живет писатель Солженицын, то разговора не получится. Он мой друг и будет жить в моем доме столько, сколько ему понадобится».

– Еврей защитил русского!
– тонко подметил автор «Заратустры».

Тут собравшиеся обратили внимание на новичков в их обществе:

– Смотрите, как похож на бывшего президента России! Один в один! Да это же он! Слышь, Абрам, оказывается, Ельцин умер!

– А нашим за это там наверху ничего не будет?

– Зачем этот краснобай и пьяница к нам пожаловал?

– Как вы смеете!
– мгновенно вспыхнул экс-президент.
– У меня заслуги перед Родиной!

– Какие заслуги? Ты похож на крошку Тухес...

– Хаим, умоляю тебя! Не позорь нацию! Тухес – задница по-нашему, а гофмановского героя звали Цахес. Да и крошкой Ельцина не назовешь...

– Ты прав только насчет размеров тела. А имя ему годится...

– Кто такой Цахес?
– спросил обиженный ЕБН своего проводника.

– Главный персонаж романа немецкого писателя Гофмана «Крошка Цахес по прозванию Циннобер» - уродливый карлик, которого добрая фея наделила золотым волшебным волоском, благодаря чему все достоинства и достижения окружающих приписывались этому недомерку, отчего произошло много несчастий. Хм, говорят, что любое сравнение хромает, но это – лишь чуть-чуть...

– Да за что ж, евгеи, вы на него скопом накинулись!
– пришел Борису Николаевичу на выручку какой-то интеллигентный тип.
– Скажите, это Вы – евгейский писатель Эльцинд, которого Гиммлер гугал?

– Ничего в аду не скроешь!
– восхитился Ницше и тут же пошутил: - Нет, он в зоне у Гитлера урок биологии белокурой бестии давал - как наглядное пособие!

– Неуместные шутки!
– тряхнул призрачными пейсами интеллигент еврейской национальности.
– Повтогяю вопгос: Вы – евгейский писатель Эльцинд?

– Не писатель я, а президент страны!

– Наши уже в Кгемле?! Первый евгейский пгезидент Госсии! Уга!

– Да русский я, российский президент! И фамилия моя Ельцин!
– зашлась душа от ярости.

– Тьфу, какая мегзость! Так о чем мы с Вами говогили, Соломон Давидович, пока сюда не пгипегся этот шлемазл-самозванец?! До чего дошло! Какой-то вшивый госсийский пгезидентишка выдает себя за евгейского писателя!

– Ни за кого я себя не выдавал!

– А Вы еще здесь? Вы, слава Богу, уже уходите, или, не дай Бог, еще остаетесь?