– Странные дела творятся!
– протиснулась сквозь толпу душенька с клеймом «антисемит» на узком лбу.
– Своя своих не познаша! Кого из собственных рядов гонят! Будто не знают, что Ельцин – жидомасон! Он еврея Путинда президентом сделал! А тот свой пост намерен передать еврею Медведману! За это им всем надо воинский чин «еврейтор» присвоить!

– Уймитесь, убогий Вы наш, - участливо произнес Ницше.
– При всех достоинствах господ Путина и Медведева они к семитической расе ну никак не относятся!

– Путин и Медведев – евреи со знаком качества: с русскими фамилиями!
– не уступал юдофоб.

– А ну, пошел отсюда1 – зарычал медведем на него экс-президент.

Тот изрядно струхнул, однако не послушался:

– А ты молчи, еврейский покровитель! Зачем на жидовке женился?!

– Что в этом плохого?

– Главная угроза России – это смешанные браки, потому что в результате рождаются их дети!

– Беда в России при твоем, Борис, правлении приключилась, - сделал вывод философ.
– Уже можно ходить на двух ногах, а многие еще ползают на четвереньках.

– Я,что ли, их из позы рака должен был поднимать?!
– пробурчал ЕБН.

– «До того ль, голубчик, было...» - процитировал строчку из своей басни Крылов.

– Господин Ельцин, Вы же исконно русский человек, зачем Вы с жидами якшаетесь?
– предъявила претензии экс-президенту душа невысокого темноволосого человечка, в котором ЕБН с ужасом узнал одного из величайших гениев отечественной словесности.

– Герр Гоголь, Вы – образцовый правоверный христианин, почему же Вы в пекле?
– тут же подбросил Николаю Васильевичу свой контрвопрос Ницше.

– Попал он сюда за рукоблудие (женщин ведь избегал всегда) и юдофобство, а пуще всего – за то, что слишком слушался всяких святош, которые и загубили ему всю жизнь!
– изложил свой вердикт лукавый.

... Мария Ивановна Гоголь, вследствие тяжелой судьбы, стала истеричной, сверхподозрительной религиозной фанатичкой. Боязнь ада, которая терзала ее сына всю жизнь, внушила ему именно она.

Николай Васильевич обратился к возникшей в Отстойнике душе своей родительницы.

– Маменька, «... я живо, как теперь, помню этот случай – я просил Вас рассказать мне о Страшном суде, и Вы мне, ребенку... так страшно описали вечные муки грешников, что это меня потрясло и разбудило во мне всю чувствительность».

После этого я начал слышать какие-то странные голоса, неизвестно откуда исходившие и называвшие меня по имени. «Признаюсь, мне всегда был страшен этот таинственный зов. Я помню, что в детстве я часто его слышал: иногда вдруг кто-то явственно произносил мое имя. День обыкновенно в это время был самый ясный и солнечный; ни один лист в саду на дереве не шевелился; тишина была мертвая... Я тогда бежал с величайшим страхом и занимавшимся дыханием из сада и тогда только успокаивался, когда попадался мне навстречу какой-нибудь человек, вид которого изгонял эту страшную сердечную пустыню», - прошептал гениальный писатель.

– Здесь ключ к разгадке твоей тайны, Гоголь, - ты всю жизнь готовил себя к встрече со мной!
– загоготал довольный Повелитель мух.
– Вот и встретились! Накаркал!

– Вся сила твоя, Сатана, - «в умении казаться не тем, что ты есть. Будучи тварью, ты стремишься казаться творцом, будучи ползучим, кажешься крылатым, будучи смешным, предстаешь смеющимся. Ты страшен не своей всемогущей необычайностью, а элементарными пошлостью и невежеством. Ужас же в том, что лицо твое при этом «слишком человеческое». Это – лицо толпы, лицо «как у всех» и даже наше собственное лицо в те моменты, когда мы трусим быть самими собой и соглашаемся быть «как все».

– Что же делать?
– взволнованно вопросил друг писателя С.Т. Аксаков.

– «Вы эту скотину (черта) бейте по морде и не смущейтесь ничем. Он щелкопер и весь состоит из надувания. Он точно мелкий чиновник, забравшийся в город будто бы на следствие. Пыль запустит всем, распечет, раскричится. Стоит только немножко струсить и поддаться назад – тут-то он и пойдет храбриться. А как только наступишь на него, он и хвост подожмет. Мы сами делаем из него великана; а в самом деле он черт знает что».

– Эка ты меня принизил!
– скептически усмехнулся адский властелин.
– Но как же такая, по твоему определению, мелочь, как я, может быть олицетворением мирового зла? Выходит, виноват во всех бедах человечества только Создатель?!

– Я не признаю ответственности Господа за всемирное зло!

– Значит, зло в самих людях и особенно – в тебе?!
– продолжал издеваться Люцифер.
– Зло умножается по мере твоего описания, и поэтому весь грех увеличения моей силы ложится на твои плечи!