Ну, словно обер-прокурор».

– Ах, сейчас бы «Бенкендорфа» выпить!
– повел плечами поэт.

– Пушкин, почему ты жженку называешь по имени начальника Третьего отделения?

– «Потому что она, подобно ему, имеет полицейское, усмиряющее и приводящее все в порядок влияние на желудок».

– «Как ты здесь?» - спросил граф Орлов у Пушкина, встретясь с ним в Киеве.

– «Язык и до Киева доведет», - отвечал тот.

– «Берегись! Берегись, Пушкин, чтобы не услали тебя за Дунай!»

– «А может быть, и за Прут!»

– Ох, услышит тебя государь!

– А что государь Николай Павлович. «Хорош-хорош, а на 30 лет дураков наготовил».

Подошел Дмитриев:

– «А помнишь, Пушкин, наши посещения Аглицкого клуба на Тверской? Заметь: «Ничего не может быть страннее самого названия: Московский Английский клуб».

– «У нас есть названия более еще странные».

– «Какие же?»

– «А императорское человеколюбивое общество!»

– Болтай, Пушкин, болтай, я не гневаюсь!
– проявил терпимость появившийся царь Николай Первый.
– Знаешь, «мне бы хотелось, чтобы король нидерландский отдал мне домик Петра Великого в Саардаме».

– «В таком случае, - подхватил поэт, - попрошусь у Вашего Величества туда в дворники».

– А что за шутку ты выдал в доме графа С.?

... Однажды Пушкин сидел в кабинете этого аристократа и читал какую-то книгу. Хозяин лежал на диване. На полу, около письменного стола, играли его двое детишек.

– «Саша, скажи что-нибуль экспромтом...
– попросил вельможа. Тот мигом, ничуть не задумываясь, скороговоркой ответил:

– «Детина полоумный лежит на диване».

Граф обиделся не на шутку:

– «Вы слишком забываетесь, Александр Сергеевич»!

– «Ничуть... Но Вы, кажется, не поняли меня... Я сказал: «Дети на полу, умный лежит на диване».

Николай Первый, неподдельный ценитель юмора (недаром он благоволил и к самому поэту, и к Крылову, и к Гоголю), изволил посмеяться:

– Изрядно! А расскажи-ка курьез с казанской «музой»!

Казанская поэтесса, девица А.А. Наумова, перешедшая уже в то время далеко за пределы подростков, сентиментальная и мечтательная, баловалась писанием стихов, которые она к приезду Пушкина занесла в довольно объемистую тетрадь, озаглавленную «Уединенная муза закамских берегов», и поднесла ему для прочтения, прося его вписать что-нибудь.

Поэт бегло посмотрел рукопись и под заглавными словами Наумовой: «Уединенная муза

Закамских берегов»

быстро дописал:

«Ищи с умом союза,

Но не пиши стихов».

– А не слишком ли вам всем хорошо?!
– к честной компании присоединился раздосадованный Дьявол, который и в этот день отдыха стремился всячески портить настроение своим подданным. Все, кроме Пушкина, Ельцина и Ницше, исчезли.
– Ну-ка, Сергеич, ответь быстро: какое сходство между мной и солнцем?

Поэт удовлетворил его желание:

– «Ни на тебя, ни на солнце нельзя взглянуть не поморщившись».

Сатана обиделся:

– Для такого закоренелого грешника ты очень высокомерен и нагл! «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» - процитировал Сатана гениального поэта, мастерски изобразив его голос и манеру речи.

– «Толпа в подлости своей радуется унижению высокого, слабости могучего: «он мал, как мы, он мерзок, как мы!» Врете, подлецы: он мал и мерзок – не так, как вы – иначе!»

– Чем это ты «иначе грешен», чем другие?! Набор слабостей и пороков у тебя тот же, что и у всех почти гениев литературы. Среди вас девять из десяти - словно малые дети перед карточным или рулеточным столом!

... Страсть к игре у Пушкина превосходила даже его страсть к женщинам. Просаживая огромные суммы в карты, он порой ставил на кон все, что было под рукой, включая собственные стихи. Однажды таким образом Александр Сергеевич проиграл только что написанную пятую главу «Евгения Онегина». Правда, на следующей ставке – дуэльных пистолетах – фортуна ему улыбнулась, и Пушкин отыграл и «Онегина», и еще полторы тысячи рублей, большие по тем временам деньги.

Друг поэта П.В. Анненков:

– «Юный Гоголь, трепетавший перед гением Пушкина, был потрясен, узнав о пороках своего кумира. Впервые попав в Петербург, начинающий литератор отправился прямо к нему. Позвонил в дверь и на вопрос: «Дома ли хозяин?» - услыхал ответ слуги: «Почивают!» Было уже поздно на дворе. Гоголь с великим участием спросил: «Верно, всю ночь работал?» «Как же, работал, - отвечал слуга.
– В картишки играл».

– «Это был первый удар, нанесенный школьной идеализации его», - признался Николай Васильевич.

– Неужели «отец российской литературы» сидит в пекле за банальную игроманию?!
– поразился Ельцин.

– Не только и не столько. Еще и за «Гаврилиаду», и за цинизм, и за двуличие, - ответил Дьявол.
– Он объявил гений и злодейство несовместимыми, а сам ухитрился совместить гений и аморализм. А пусть его дружки расскажут о его похождениях!

М.А. Корф:

– «Начав еще в лицее, он после, в свете, предался всем возможным распутствам и проводил дни и ночи в беспрерывной цепи вакханалий и оргий, с первыми и самыми отъявленными повесами. Должно удивляться, как здоровье и самый талант его выдерживали такой образ жизни, с которыми естественно сопрягались частые любовные болезни, низводившие его не раз на край могилы...»