Второй — тоже не только мужеложец, но и полное ничтожество, - продолжил список убийц Ницше.

... Депутат Пуришкевич не всегда дружил с головой. Например, на 1 мая в Госдуме он вставлял в ширинку алую гвоздику и в таком виде ходил меж рядов, издеваясь над левыми депутатами. К тому же он был ярым антисемитом и черносотенцем.

Третий — придурок!
– считал далее автор «Заратустры».

Эх, не видел ты наших думцев!
– подумал ЕБН.

Правда, Пуришкевич - единственный из всех, кто рисковал свободой и карьерой ради идейных соображений: личных счетов к старцу депутат не имел, - Ницше попытался соблюсти объективность.

Тогда он — идейный пидор!
– дал определение своему палачу старец.

В.М. Пуришкевич, один из главных основателей черносотенных организаций «Союз русского народа» и «Союз Михаила Архангела», ударился в воспоминания:

Друзья вовлекли меня в свой заговор после того, как 19 ноября 1916 года я им сказал: «В былые годы, в былые столетия Гришка Отрепьев колебал основы русской державы. Гришка Отрепьев воскрес в Гришке Распутине, но этот Гришка, живущий при других условиях, опаснее Гришки Отрепьева».

Мы решили убить негодяя в ночь с 16 на 17 декабря, заманив его в дом Юсупова и отравив цианистым калием, положенным в пирожные. Кроме нас в деле участвовали еще двое — поручик С.М. Сухотин и военный врач С.С. Лазаверт.

– Не бреши!
– взорвался Григорий Ефимович.
– Есть еще и четвертый, самый главный убийца! Ведь душой заговора были не вы трое, а британская разведка! Смертельный выстрел в меня сделал английский шпион Освальд Рейнер: в упор, в лоб. Он, кстати, - тоже пидарас! Рейнер знал Юсупова по совместной учебе в Англии, был его другом и любовником. Именно через князюшку англичашки и сколотили группу заговорщиков!

И как меня, Юсупов, змея подколодная, в ловушку заманил — во дворец свой, логово гадючье! Через фрейлину Марию Головину начал как бы искать примирения со мной... Все делалось очень правдоподобно... Я знал: Феликс хотел поступить в гвардию, а царь, не любивший содомитов, противился. И вот через ничего не подозревающую бедную Маню, которая была уверена, что мирит меня со своим другом, Юсупов просит меня замолвить за него слово... И я соглашаюсь... В тот вечер я отправился во дворец к Феликсу на полное примирение. Мне были обещаны вино и пляски, до которых я страстный охотник. Как-нибудь потом расскажу вам, как я удивительно танцевал... В тот вечер я еще обещал лечить княгиню Ирину... Легенда о моем вожделении к ней была создана позже самими татями. «Грязные поползновения» старца к дочери самого Сандро - так прозвали Великого князя Александра Михайловича, друга юности Николая - должны были вызвать отвращение ко мне и оправдать убивцев.

Лучше я сам поведаю о своем подвиге!
– в чистилище объявился Юсупов в женском белье, в котором он сам себе очень нравился и, правда, смотрелся куда лучше, чем «политическая проститутка» Троцкий.
– 5 декабря я пригласил Распутина к себе во дворец, сказав, что с ним очень хочет познакомиться моя жена, якобы только что приехавшая из Крыма. На самом же деле ни Ирины, ни какой-либо другой женщины во дворце не было и не должно было быть. Я предложил заехать за старцем к нему домой «на моторе» на следующий вечер около 11 часов, объясняя столь позднее время тем, что у Ирины будет гостить ее мать, долго ее не видевшая, и потому женщины могут разъехаться очень поздно.

К 11 часам вечера все заговорщики собрались у меня, и я поехал за Распутиным.

«Я за тобой, отец, как было условлено. Моя машина внизу», - демонстрируя особое расположение, произнес я и даже обнял и поцеловал Гришку.

«Ну, целуешь же ты, меня, маленький!
– столь же сердечно ответил тот, зная, что так, «маленьким», звали меня царь и царица и что это приятно мне.
– Да уж, не Иудин ли это поцелуй?»

Я затрясся от страха: уж больно проницательным оказался мужик! Тем не менее себя не выдал!

Через десять минут мы приехали в мой дом. На втором этаже горели окна и слышались звуки граммофона.

«Это Ирэн и Ксения Александровна, а с ними еще несколько молодых людей, - объяснил я.
– Скоро, кажется, теща поедет к себе, а мы пока посидим внизу».

Я провел жертву в одну из комнат первого этажа и предложил сесть в кресло рядом со столиком, на котором стояли две тарелочки с пирожными и бутылка с любимой Распутиным мадерой. В сладостях и вине содержались дозы цианистого калия, в десять раз превосходящие смертельную. Четверо моих друзей-заговорщиков ждали наверху.

Пятеро!
– опять уличил его во лжи Григорий. Педераст и глазом не моргнул:

Я предложил вино и пирожные, но старец отказался и от того, и от другого. Когда часы пробили час ночи, а Ирина все не появлялась, Распутин начал нервничать и крикнул мне:

«Где твоя жена? Меня и мама не заставляет ждать! Иди за ней и веди сюда!»

Я, успокаивая его, попросил подождать еще несколько минут и снова предложил ему выпить. Разволновавшийся старец согласился, вино ему понравилось, и он выпил два бокала и съел два пирожных. Затем выпил еще — каждый бокал вина содержал не меньшую, чем пирожные, дозу яда, но на него ничего не действовало! Испугавшись чуда, я выскочил из комнаты, сказав, что иду звать Ирину. Взбежал на второй этаж и сообщил заговорщикам, что яд не оказывает действия. И тогда Великий князь Дмитрий Павлович дал мне револьвер. Я спустился вниз и дважды выстрелил в Распутина, тот мгновенно рухнул на пол. На выстрелы сразу же явились сообщники и, увидев, что старец мертв, выбежали во двор, чтобы подогнать автомобиль Дмитрия Павловича и отвезти труп к проруби на реке. Я остался в комнате с жертвой...