Пороша сыпала снотворный порошок.

_____________

Тиха земля, мертва. Глядит на землю месяц,

Хрустит, как сахар, снег, блестит едва-едва.

А та, которую осмелились повесить,

Недосягаемая, все-таки жива.

Вот родина ее, деревни в шапках снежных,

Овраги синие, косматые леса.

Вот пробивается из-под земли подснежник,

Вот еле слышные домчались голоса.

Всё, всё повешенная чувствует и слышит:

И шепот партизан, и дальнюю весну,

И то, как генерал германский тяжко дышит,

Как на чужой земле не может он уснуть...

Встает он в егеровских вязаных кальсонах,

Приподымается и чешется сопя.

Он видел тыщи тел, снегами занесенных,

В лоскутьях краденого женского тряпья.

Мученья девушки могли б его утешить,

Он видел судорогу, подошел к ней вплоть,

И вот он чешется, всей пятернею чешет

Свою неряшливую старческую плоть.

И тень на потолке охвачена чесоткой,

Тень тоже чешется, струясь на потолке,

И вся Германия, чей сон со смертью соткан,

Расчесывает струпья где-то вдалеке...

Палач натягивает лихо портупею,

Потом напяливает каску — и на двор,

И у калитки ждет, зажмурясь и тупея, —

Что там метет всю ночь, чей слышен разговор?

И различает он в потемках понемногу

Простую девушку, закутанную тьмой.

Не преградила ли она в Москву дорогу?

Не преграждает ли дороги и домой?

Снег повенчал ее с самим бессмертьем за ночь.

И, вся заиндевев в серебряной фате,

Простая девушка, одна из партизанок,

Недосягаемая, ждет на высоте.

«В строй, черепа! Встать, мертвые, поротно!

Колонны сдвоить!» — каркает пурга.

Германский генерал во всей красе добротной

На этот тихий снег глядит, как на врага.

И чует генерал, что срок уже недолог,

Что партизан в лесах не менее, чем звезд.

И выстрел щелкает из-за мохнатых елок,

И наземь валится фашист во весь свой рост.

«В строй, черепа! Встать, мертвые...» —

и будто:

«Колонны сдвоить!» — вновь повторено.

Но генерал, как тюк, упал на первопуток,

Он хриплых окриков не слышит всё равно.

Ночами бродит затаенная тревога,

Наперебой оповещая рубежи,

Что, распростершись на заснеженных дорогах,

Сам генерал с солдатами лежит.

В Москве не быть ему, не знать ее вовеки.

Взамен Москвы — могила и пурга.

И в первый день весны разлившиеся реки

Из ямы вымоют замерзший труп врага.

1942

Перевод П. Антокольского

БАЛЛАДА О ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ

БАЛЛАДА О ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ

1

Над сумрачным Волоколамским шоссе

Раскинулся дуб в богатырской красе,

К нему прилетает с безвестных полян