Река Ванчуань
вернуться

Вэй Ван
Шрифт:

Отвечаю Чжану Пятому {136}

В Чжуннани есть лачуга — К ней заросла дорожка. Там на седые горы Гляжу я из окошка. Гостей там не бывает, И заперты ворота. Никто не потревожит, — Безделье и дремота. Один ловлю я рыбу И пью вино хмельное. Приехал бы сюда ты И стал бы жить со мною.

В горах Чжуннань

К столице древней подошла Цепь величавых гор Тайи {137} — Та, что от моря самого Хребты раскинула свои. Вверху сомкнулись облака, Любуюсь я, как бел их цвет! Под ними — дымки синева, Войдешь в нее — ее уж нет. Цепь этих гордых гор страну Своей громадой рассекла: На юге — солнца ясный свет, На севере — сырая мгла. С утра опять сюда приду, Вот только бы найти ночлег. Пойду, пожалуй, за ручей — Там мне поможет дровосек.

Посылаю губернатору Вэй Чжи {138}

Лежит старинный городок В развалинах, в пыли. Вокруг него пустынно все На много тысяч ли. Бледна осенняя заря, — И слышу я, старик, Лишь бормотанье ветерка Да лебединый крик. И возле хижины моей Осыпалась листва, И отражается в пруду Увядшая трава. Так день за днем влачу в глуши Скупую жизнь мою, И о «Печальном старике» {139} Я песенку пою. И даже ты, мой старый друг, Представить бы не смог, Как я теперь, на склоне лет, Печально-одинок.

Крестьяне на реке Вэйчуань {140}

Глухую деревню Закат озарил, неподвижен. Бараны и овцы Бредут мимо нищенских хижин. Старик, беспокоясь, Стоит, опершись на ограду: Где внук его малый, Что пас проходящее стадо? Поют петухи, И желтеют колосья пшеницы, И черви на тутах Не в силах уже шевелиться. Крестьяне с работ Возвращаются к отчему крову, Друг друга приветствуют — Ласково доброе слово. Вот так бы и мне Отдыхать и работать беспечно, И я напеваю: «Сюда бы вернуться навечно…»

Проездом у дома Ли И {141}

Ворота закрыты Немало, наверное, дней — Здесь, вижу, давно Не ступали копыта коней. Я гостем случайным Иду в переулке глухом, Собаки залаяли Где-то за ближним леском. Но вот и хозяин, Без шпилек в седых волосах {142} ; Даосскую книгу Он в старческих держит руках. Мы с ним уж давно От волнений мирских далеки. Нам славы не нужно, И бедность для нас — пустяки. В отшельничью хижину Я возвращусь все равно, Как только допьем мы Ичэнское наше вино {143} .

Хижина в горах Чжуннань

На середине жизни оценил я Путь Истины и Совершенства {144} путь. Теперь, на склоне лет, я поселился В горах Чжуннань — прожить бы как-нибудь… Когда ко мне приходит вдохновенье, Один я в горы ухожу всегда. Дела житейские, давно я понял, Перед природой — прах и суета: Гуляю долго, прихожу к долине И слышу бормотанье ручейка, Сажусь, смотрю на горы и на небо, Где тихо проплывают облака. И если где-нибудь в горах случайно Я встречу дровосека-старика, Болтаю с ним, смеюсь — и забываю, Что до дому дорога далека.

Прохожу мимо храма «Собравшихся благовоний» {145}

Храм «Собравшихся благовоний»… Он стоит от людей вдали, И взбираюсь по кручам вновь я Вот уж несколько трудных ли. Нет тропы меж старых деревьев, Нет тропы среди горных скал, Но откуда-то гулкий, древний, Дальний колокол прозвучал. Камни грозные — скал превыше — Ручейка поглотили стон. Зной полуденный, словно крышей, Тенью лиственной охлажден. Но ты видишь воды мерцанье, Пруд, заросший со всех сторон. Укрощен твоим созерцаньем Источающий яд Дракон {146} .

Изнываю от жары

Багровое солнце Сжигает и небо и землю, И огненных туч Громоздятся высокие горы. И травы и листья Сгорают, свернувшись и дремля, И высохли реки, И быстро мелеют озера. Одежды из шелка Сейчас тяжелее железных. И в лес не пойдешь — Нету тени, — от зноя сгоришь ты. Оконные шторы Уж несколько дней бесполезны, И за день одежду Стираю и дважды и трижды. Но мысли мои Ничему не подвластны на свете — Они устремляются В дальнюю даль по вселенной: На тысячу ли Там несется стремительный ветер, И волны морские Покрыты кипящею пеной. И понял я вдруг, Что страдает лишь бренное тело, Слабеет оно, Но душа остается крылатой. «Ворота Сладчайшей Росы» {147} Открываю несмело — И дух наслаждается Их чистотой и прохладой.