– Ах, вот как?
– Генерал, как будто ему не хватало воздуха, тяжело дышал. – Что же получается… Наполеон – человек, родившийся, как говорят, под гром пушек, после блестяще выигранных почти полусотни сражений терпит неудачу при Асперне и Эслинге на подходе к Вене. Два наконечника соприкоснулись своей таинственной силой. Бонапарт в этой битве потерял четверть армии и нескольких генералов, в том числе Ланна. Слава о непобедимости Наполеона развеяна. Из этого следует, что копьё Лонгина слабее копья Каролингов, в котором находится гвоздь? Стоп, подождите, - генерал прервал свою речь, заволновался, встал и заходил из угла в угол.
– Всем казалось, что диктатор повержен - но уже через несколько дней он берёт без единого выстрела Вену. Потом малыми силами наносит жесточайшее поражение австрийцам под Ваграмом. Австрия признала себя побеждённой и подписала с Францией унизительный Шёнбруннский мир. Нет, ничего не понимаю!

– Не торопитесь, мой друг. Судить, какое из двух копий обладает более мощной божественной силой – пустое занятие. Да и тайна наконечников этой силой не исчерпывается. Страшнее другое. Сейчас копьё Лонгина находится в руках честолюбивого и беспринципного человека. Наша задача – вернуть его.

– Но как? – Мерон снова сел, не сводя глаз с незнакомца.

– Потерпев разгром от французов, Габсбурги подписали с Буонапарте мирный договор. Согласно этому соглашению, Австрия отказалась от союзнических отношений с Англией. Империя Габсбургов потеряла 20% своих территорий, в том числе вашу прародину Тироль, а также Хорватию, Истрию, Иллирию, часть Галиции. Она лишена выхода к Адриатическому морю, а, значит - утратила своё влияние в Италии и Ватикане. Но кульминацией австрийского похода является то, что, несмотря на дружественные отношения с Россией, Буонапарте планирует новую восточную войну.

– Вторжение в Россию? А как же договор с Наполеоном, заключённый в Тильзите? Это невозможно! – воскликнул генерал.

– Ещё как возможно. Наши люди из близкого к Бонапарту окружения получили достоверные сведения о непрекращающихся попытках масонских лож подтолкнуть его к агрессии против Российской империи. Вопрос практически решён. Наполеону необходимо только время, чтобы набрать рекрутов, пополнить и перевооружить армию.

– Нужно немедленно предупредить императора Александра и военное министерство! – Генерал стал бледен, как белый шёлковый платок, которым он вытер вспотевшее вдруг лицо.

– Император уже предупреждён, но, боюсь, молодость, неопытность и дурные советы сыграют с ним злую шутку. Слишком сильна французская партия при дворе. И кстати, масонские ложи в Петербурге, где немало французов, получили соответствующие указания – подвергать сомнению любые донесения русских дипломатов в Париже о планах Наполеона и настраивать генералов Александра на поражение.

– Так что нам делать в таком случае?

– А вот это – особый разговор… - сказал, выходя из тёмного угла ещё один человек, не проронивший до этого ни слова.

Уже двое суток войска переправлялись через реку. Полк за полком, батальон за батальоном, батарея за батареей испытывали прочность четырёх мостов, наведённых через Неман. Крики людей, отрывистые команды, грохот колёс, ржание лошадей создавали сумятицу и невероятный шум. Четырьмя плотными колоннами, поднимая пыль, великая армия обтекала высокий продолговатый холм, поросший густым кустарником и высокими соснами. Подсвеченные светом Луны штыки пехоты казались блестящими молниями, собранными в одном месте и в одно время богом войны Марсом. Мокрые спины коней переходящей вброд кавалерии выглядели, как продолжение волн чёрно-лилового потока воды, выходящей из берегов. Все эти толпы потных и возбуждённых людей сами напоминали реку, которую накрывала завеса пыльного тумана и густое облако ругательств, смеха, кашля и воодушевления. Луга, вытоптанные до сухой глины, гудели от топота множества ног. Казалось, люди Земли, обезумевшие от привычной, спокойной, тихой жизни, бросили города и деревни, поля и сады, виноградники, ткацкие станки, кузницы, пекарни, мастерские - всё, что напоминало им о мирном течении бытия - и подчинились чьей-то неведомой и злой воле. Так саранча, встав на крыло и подгоняемая ветром, вдруг разом накрывает колосящиеся нивы, уничтожая всё, что попадается на пути: сочные травы, хлеба, только что созревшие плоды на деревьях и даже чертополох, обильно растущий вдоль дорог.

Скрытые плотной стеной боярышника, два всадника наблюдали переправу Великой армии. Один из них поднял руку, указывая на хаос внизу.

– Наполеон!

Подтверждая его слова, внизу зазвучал гул восторга и приветствий. Польские сапёры и артиллеристы Даву поспешно освобождали от пушек узкий мост. Колонны старой гвардии готовились к форсированию реки. Рядом, в небольшой коляске, запряжённой четвёркой усталых лошадей, стоял невысокий плотный человек. Чёрная треуголка и серый сюртук отчётливо выделялись на фоне горящих факелов. Как будто чувствуя себя главным героем им самим поставленного спектакля, он что-то кричал, указывая рукой на Восток, где уже была видна узкая полоска зари. Но его никто не слышал из-за криков обожания и любви.

– В этой эйфории первых дней вторжения нам нужно выбрать место и время для присоединения к войскам, – один из таившихся на холме всадников, выше и плотнее своего товарища, развернул лошадь и стал осматривать ряды конницы чуть дальше, у ещё одной переправы, наведённой днём ранее. В очередь за кавалерией выстроились пушки. Опытный глаз военного за плотной ширмой пыли потерял направление и порядок передвижений войск, но зато оценил количество пушек. «Не менее пятисот орудий», - подумал он и обернулся к своему спутнику:

– Я думаю, это надо сделать рано утром, когда усталость и возбуждение французов от перехода границы дадут нам шанс. А туман сделает возможным приблизиться и присоединиться к какому-нибудь обозу. В неразберихе первых дней войны легче стать своими в любой команде маркитантов. А когда к нам привыкнут - мы уже не вызовем подозрений своими перемещениями по тылам и вдоль колонн войск.

Всадник, одетый во французский офицерский мундир улана, проверил седельные пистолеты и вернулся на место рядом с юным кирасиром в чине лейтенанта.