– Если бы я не был знаком с архивами отца, я бы подумал, что меня разыгрывает одна из многочисленных оккультных лож Петербурга, – генерал нервно пожал плечами.

Но его собеседник поторопился сказать:

– Это – не розыгрыш. Это – действительность, но очень похожая на игру, где ставки – неимоверно высоки. И нам нужен ответ. Готовы ли Вы стать одним из нас, рисковать жизнью, противостоять противнику, скрывающему лицо под елейной миной добродетели, с речами сладкими, как мёд, с методами, жестокими и безжалостными, как гвозди, вбитые в плоть Иисуса? И ещё одно. Ваш близкий круг не должен знать ни о нас, ни о вашей сопричастности к нам. Исключение – ваш юный сын. Мы должны готовить себе замену. Ваш мальчик в той поре, когда сердце, как губка, впитывает добро и зло, правду и ложь. Он должен находиться среди посвящённых и воспитываться, как один из нас.

Мерон побледнел, надолго погрузился в раздумья, потом медленно встал.

– Отец часто говорил мне, что не мы подчиняем себе судьбу, судьба сама выбирает нас, подчиняя себе. Я вспоминаю эти слова с болью и надеждой на лучшее для себя и своего сына. Мои предки никогда не показывали спину судьбе и не бежали от неё. Я всё время чувствовал, что когда-нибудь прошлое вернётся ко мне за долгами. Ну что же, раз от судьбы не уйдёшь - вот вам моя рука! – генерал протянул ладонь человеку в плаще.

Соглашение было скреплено крепким рукопожатием.

– А теперь - к делу, - таинственный незнакомец снял плащ, но не стал снимать маску.
– Я не буду устраивать для Вас ритуалы посвящения. Всё это в прошлом или устраивается нами для неофитов. Ситуация такова. Нам нужны Ваши решительность и знания. Дело, видите ли, в том, что Приоратом некоторое время назад утрачена реликвия. Она в руках Буонапарте. Не спрашивайте, как это произошло. Предприимчивый и хитрый человек всегда найдёт возможность завладеть не только ключами, но и замочной скважиной.

Глаза в прорезях маски сверкнули невесёлой улыбкой.

– Не будем вспоминать уже отмеченные мной способности Вашего отца отпирать двери.

Мерон, пропустив шпильку мимо ушей, чуть слышно спросил:

– Француз завладел наконечником царя Давида?

Незнакомец, не удивляясь осведомлённости и быстрым умозаключениям генерала, ответил:

– Нет-нет. Не всё так просто. Эта реликвия у нас под контролем. И ни один в мире человек пока не знает о том, что у австрийских Габсбургов хранится подделка, - собеседник генерала сделал многозначительную паузу.

– Подделка? Ничего не понимаю. Значит, мой отец привёз Карлу…

– Вот именно! – посланник Приората улыбнулся. – Когда мы узнали, что Людовик XV, Габсбург и Святой Престол охотятся за наконечником, доставшимся Фридриху, мы подменили копьё на другое, изготовленное в мастерских Приората задолго до приезда вашего отца в Палермо. Ещё раз вынужден восхититься гибкостью ума, настойчивостью и упорством вашего отца. Даже мы не могли догадаться, где Гогенштауфен спрятал реликвию. А Мерон нашёл место, ключи, выбрал время и превзошёл в осторожности, настойчивости и упорстве самого Фридриха. К тому же, не выпуская Жильбера Мерона из поля зрения на всём протяжении пути из Палермо в Вену, нам стоило немалых трудов подменить настоящий наконечник нафталитов поддельным. Но усталость и снотворное, подмешанное в вино нашим человеком, сделали своё дело. Оригинал – копьё царя Давида, попавшее когда-то к Александру Македонскому, Цезарю, а затем к Константину Великому - хранится в наших тайниках. Но, увы, коварство и хитрость Бонапарта помогли ему завладеть другой реликвией. – Человек в маске следил за игрой эмоций на лице генерала.

– Постойте, постойте! Но я думал, что мой отец был послан в Палермо за наконечником, пронзившим плоть Иисуса? И потом, зачем было подменять копьё? Пусть бы гробница оказалась пустой - и тогда все несчастья, свалившиеся на голову Жильбера Мерона, обошли бы его стороной.

– Ну, во-первых, Габсбург не знал, что есть ещё одно копьё, обладающее загадочной мощью и силой. А наконечник Иисуса в эпоху зарождения ислама оказался разрубленным пополам. Одна часть пошла на изготовление меча, который бесследно утрачен в песках Аравии. Другая половина попала в руки рыцарей храма и до недавнего времени не покидала тайников Ордена. А во-вторых, мы считали, что наконец-то обезопасили себя от попыток непосвящённых найти настоящие реликвии тамплиеров. Пусть бы Габсбург хвастал перед всей Европой куском обыкновенного железа и тешил себя иллюзией обладания этим сокровищем.

Снова последовала пауза. Генерал подался вперёд и напряжённо ждал конца рассказа.

– Правда, дело для Карла осложнилось ещё и тем, что перед самым вторжением французов в Австрию в 1806 году регенсбергский барон фон Гугель предложил несколько семейных реликвий Люксембургской династической ветви императоров Священной римской Империи австрийскому дому Габсбургов. Среди них был наконечник, который в 1354 году король Богемии Карл IV первым публично назвал «Копьём Господа». Именно он приказал покрыть золотом потускневшее серебро, предохранявшее наконечник от ржавчины, и заменить прежнюю надпись «Гвоздь Господа нашего» на более возвышенную - «Копье и Гвоздь Христовы».

Мерон, сражённый неожиданной новостью, не глядя, нащупал рукой стул и сел.

– Вот оно что! Да-да, припоминаю… В документах отца я читал о ещё одном странном копье. Значит, теперь наконечник Гая Кассия в руках «маленького корсиканца», а копьё, как вы выразились, «Христово» - в сокровищнице Габсбургов?

– Вместе с подделкой, мой друг, вместе с подделкой. И это ещё не всё, - собеседник Мерона не сводил глаз с генерала. – Вы обратили внимание, что я упомянул о гвозде? Это железо, судя по всему - подлинный штырь, пробивший ладонь Иисуса. И он вделан в одно из копий, хранящихся в Вене.