– Плотников сюда! – поднимая в воздух воронки пыли короткими ногами, он стал помогать пушкарям.

К батарее рысью подъехал командир драгун.

– Мой генерал! Лан здесь, – гонец указал на колонну войск, узкой змеёй выползающую из-за поворота дороги. Усталые, запылённые, в пороховой копоти и крови гренадеры подходили и выстраивались в каре…

…Первый залп орудий Наполеона смёл шеренги австрийцев, покидающих поле сражения, уже, казалось, выигранного ими. Колонны Дезе и Лана быстрым шагом двинулись с холма, атакуя разрозненные ряды противника. Тяжёлая конница французов, прикрываясь рощей апельсиновых деревьев, охватывала тылы неприятеля. Австрийцы, подгоняемые командами офицеров, поспешно строились в боевые порядки. Но было поздно. Гренадеры Лана с яростью ударили точно в центр австрийских шеренг. Толпы солдат в белых австрийских мундирах дрогнули. Облака ружейных залпов на флангах, топот копыт, молнии тяжёлых сабель драгун обозначили атаку кавалерии. Уступая внезапному натиску французов, австрийцы медленно пятились назад.

Наполеон, не сводя глаз с поля боя, закусил губу. Через мгновение торжествующая улыбка разгладила упрямо сведённые брови.

Он обернулся к ближайшему верховому:

– Гвардию - вперёд!

Через несколько минут сводный батальон из остатков Консульской гвардии скрылся в пороховом дыму. К семнадцати часам вечера всё было кончено. Австрийцы побежали, бросая ружья, увязая по пояс в болотистых берегах реки, преграждающей им путь.

Наполеон нашёл глазами свою карету. На подножке сидел человек, не обращая внимания на суету вокруг. В руке он сжимал небольшой сундучок. На крышке ящичка в лучах заходящего солнца блеснул инкрустированный перламутром серебряный крест.

На бульварах Парижа пышные кроны каштанов теряли последние цветы. Апрель выдался необыкновенно тёплым и сухим. Особняки на Риволи и Сент – Оноре [182] утопали в сирени и цветах каштанов. Над крышей и башнями Нотр-дам де Пари звучал колокол, призывающий легкомысленных и беспечных парижан на вечернюю молитву. Быстро темнело. Лёгкий ветер усилился к ночи, принеся из предместий острые запахи трав и обещание близкого долгожданного дождя. Город притих. Редкие запоздалые прохожие, поглядывая на частые всполохи зарниц, торопились попасть домой до грозы. Цветные витражи церкви Сент-Шапель уже ответили мелодичным звоном падению первых тяжёлых капель начинающегося ливня. Воды Сены отливали чёрным серебром и топили в волнах отражение света редких фонарей.

– В сторону! – По мосту, ведущему на островок Сен-Луи, с грохотом проехала коляска. Кучер осадил лошадей возле небольшого особняка, скрытого от любопытных глаз молодыми вязами. Из коляски вышел сутулый человек во фраке и чёрной плоской шляпе с широкими полями. Он посмотрел на небо и поспешил к открытым настежь дверям. На ярко освещённой лампами лестнице, ведущей внутрь дома, его встретил хромой высокий человек.

Это был Шарль де Талейран – потомок рыцаря Адальберга Перигорского - вассала короля Гуго Капета, министр иностранных дел Империи и советник Наполеона. Взяв под руку гостя и торопливо поднимаясь по лестнице, он что-то шептал ему на ухо.

Приблизившись к двери, они услышали торопливые шаги навстречу. Створки с грохотом отворились. Огромный гвардеец, стоявший на карауле, еле успел отойти в сторону.

– А, вот они, два хитрых лиса, - Наполеон, сверкая глазами, шутовски поклонился.
– Заставить ждать императора - что может быть циничнее?

Талейран, зайдя за спину гостя, подталкивал его в комнату.

– Неужели меня почтил своим присутствием сам Ротшильд – банкир королей и король банкиров? Вы в пику мне или в угоду англичанам называете себя Джеймсом?

– Ну что Вы, Ваша милость. К Вашим услугам и для Вас, я – по-прежнему Якоб.

– Ах, вот оно, что… Тогда объясните мне, какого дьявола ваш беспринципный братец Натан снабжает правительство Англии и герцога Веллингтона деньгами?! Вы что думаете, моя полиция не знает о двойном дне ваших почтовых карет? Там в щелях между досками всё чаще сверкает золото, а при быстрой езде слышится мелодичный звон монет.

– Ваше величество! Вы преувеличиваете, - Ротшильд, казалось, ничуть не был смущён таким приёмом.

– Вы хотите сказать, что тайники карет надёжны и изнутри выложены войлоком?

– Нет. Я хочу сказать, что наши хранилища наличных открыты и для Вас.

– Открыты? На каких условиях? Я бы мог иметь ссуды у других ростовщиков в два раза дешевле, чем получаю от вас. Вы хотите оставить мою армию без пушек и ружей, без мундиров и кирас? Чтобы они пугали Веллингтона и австрийцев своим нижним бельём через прорехи в штанах?

Ротшильд не прерывал Бонапарта, позволяя ему захлебнуться придирками и упрёками.

– Именно вашими деньгами англичане подогрели воинственность и темперамент испанцев. На ваши деньги куплены штыки, на которых баски и каталонцы вынесли из Мадрида моего брата Жозефа! Почему австрийцы так быстро оправились от поражения при Маренго, на какие деньги набраны новые рекруты и перевооружена их армия? – казалось, Наполеону нравилось удивлять Ротшильда своей осведомлённостью.

– Сомневаюсь, что Габсбурги, живя на широкую ногу и утопая в роскоши, имеют хотя бы пару золотых талеров на один заряд для пушки… - Наполеон бегал по комнате, заложив руку за отворот мундира.
– Талейран! Где вы, старый интриган? Вы думаете, я не знаю ваших дурацких шуток и повторяемых всеми парижанами фраз? Я даже ценю их! Чего стоит хотя бы эта: «Если хочешь вести людей на смерть, скажи им, что ведешь их к славе»! Или: «Война — слишком серьезное дело, чтобы доверять ее военным». Браво, Талейран! Но не обольщайтесь на свой счёт и не прячьтесь за широкой спиной гренадера! Я прекрасно вижу вашу хитрую физиономию! Ответьте мне, почему после Аустерлица наши договорённости с австрийцами не стоят вот этой старой шляпы Ротшильда? Почему я не знаю, где мне ждать удара - с севера через Германию или с юга от Дуная? – Бонапарт, излив свою желчь и раздражение на своего министра, замолчал, переводя взгляд с невозмутимого дипломата на банкира.