Пленник напряг слух. Кто-то наверху рассказывал весёлую историю. Гомерический хохот раздавался всё чаще. Андре наклонился и посмотрел в щель между полом и дверью. Ключ был слишком большим.

– Ах, чёрт! – Мерон встал на четвереньки и внимательно осмотрел дверь. Внизу широкие толстые доски выглядели ещё более ветхими и гнилыми. Он поискал глазами. Та самая полоска железа, стягивающая дверь внизу, оказалась наполовину оторвана и чернела узкой лентой у самого пола. Андре стал сгибать и вращать её из стороны в сторону. Ему понадобилось почти полчаса, чтобы оторвать своё новое орудие труда. Действуя куском металла, как ножом, он расширил щель под дверью.

Руки горели от боли, вскрытые мозоли кровоточили, оставляя на белом платке тёмные пятна. Андре почти потерял чувство времени. Ещё несколько движений железом…

«Теперь пролезет? Нужно попробовать», – Мерон осторожно потянул на себя платок. Ключ, чуть зацепив кромку двери, приятной тяжестью лёг ему в ладонь.

Он перевёл дух и прислушался. Наверху всё стихло.

«Который уже час и есть ли во дворе караул?» - эта здравая мысль сменилась жаждой действия.

Осторожно вводя ключ в замочную скважину, Андре молил бога, чтобы дверь не скрипнула слишком сильно. Ещё днём он заметил, что скрежет петель начинается ровно с половины хода дверного полотна.

Узкая щель показалось ему достаточной. Пленник выскользнул наружу и стал подниматься по лестнице. Наверху одна ветвь коридора поворачивала направо, вторая заканчивалась комнатой, где горела свеча. В глубине просторного помещения виднелось несколько фигур, спящих на лавках. Мерон повернул направо и оказался возле выхода во двор.

Огромная Луна и несколько факелов освещали ворота. В тени одной из стен чернел овал колодца. Деревянное ведро отливало мокрым боком и металлическими обручами. Очевидно, совсем недавно поили лошадей. Верёвка, свитая в кольца, лежала рядом. Андре прижался к стене и замер. Вскоре послышались шаги. Двор пересекал человек. Подойдя к колодцу, он раскрутил верёвку, опуская бадью вниз. Через пару мгновений раздался всплеск. Вытащив ведро, часовой припал к его краю. Мерон, не теряя времени, быстро подошёл вплотную к бандиту. Услышав шаги, часовой оторвался от ведра и с удивлением посмотрел на Андре. Изумление так и осталось застывшей маской на его лице, когда ребро жёсткой ладони вошло в горло стражнику. Ноги караульного подкосились, ведро выпало из рук и покатилось по земле. Мерон подхватил обмякшее тело и перекинул его головой вниз в колодец. Несколько ударов о каменную кладку и глубокий вдох воды породили глухое эхо. Оно заблудилось в чёрном провале каменной кладки и стихло. Андре подождал несколько мгновений и пошёл на запах сена. Под навесом в дальнем углу двора была устроена коновязь. Тут же висели сёдла и уздечки. Стараясь не шуметь, Андре нашёл дорогое седло с медными блестящими пряжками, оседлал ту самую породистую вороную лошадь. По очереди запустив руку в седельные сумки, он извлёк свои рекомендательные письма, подорожные бумаги и тугой кошелёк. Пару найденных ножей сунул за отвороты сапог. Потом, вспомнив о возможной погоне, перерезал на остальных сёдлах подпруги, искромсал в куски поводья. Удовлетворённо хмыкнув, Андре оставил опасное место и повёл лошадь вдоль стены, стараясь, чтобы копыта ступали на оттаявшую мягкую землю. И только за воротами, метрах в двухстах от замка, он сел в седло и на галопе скрылся в лесу.

«Хорошая была лошадь», – Андре продал загнанного коня за одну двадцатую часть его настоящей цены. На каждой почтовой станции он не жалел денег и передвигался только верхом, экономя время на ночлеге. Ел тоже на ходу, переводя лошадей на шаг и наспех проглатывая куски холодной пищи, не чувствуя ни её запаха, ни вкуса. Последний раз, сменив усталого мерина на рыжую кобылу в нескольких верстах от Москвы, он уже просто падал с седла и только неимоверным усилием воли старался держаться прямо и не заснуть. Въехав рано утром на улицы ещё спящего города, он нашёл странноприимный дом у стен Новодевичьего монастыря.

Колокола церквей только что пробили к заутрене. Дождь, зарядивший с вечера, стих. Тёплый ветер разогнал облака, и сверкающие начищенной монахами медью и золотом купола храма пускали в глаза солнечные зайчики. Смотритель приюта перевернул и внимательно осмотрел обратную сторону нательного крестика Андре. Потрогав тайный знак и, не сказав больше ни слова, монах проводил гостя в маленькую келью в конце коридора. Горящая лампада под маленькой иконой давала достаточно света, чтобы рассмотреть узкую деревянную кровать.

«Чистая постель! Как же хорошо она пахнет…» - это была последняя мысль Мерона перед тем, как он провалился в глубокий сон.

Его разбудили тихие шаги послушника, который принёс вычищенную одежду и не новое, но свежее льняное нательное бельё.

– Который час?
– с трудом приходя в себя, спросил Андре по-французски.

– Ишь, мил человек, как умаялся! В беспамятстве, что ли, говорит?.. Спаси и сохрани его, Господь… Ведь спит уже, почитай, вторые сутки, – монашек положил на колченогий табурет одежду и вышел, плотно притворив за собой дверь.

Слабый свет высоких звёзд струился в приоткрытое окно. Где-то рядом пробовал голос петух. По коридору удалялись шаги. Шальной ветер заблудился на колокольне. Был слышен тихий недовольный, но мелодичный звон, как будто вчерашнее эхо после боя большого колокола вернулось обратно и держало дрожащую паузу на одной запредельной ноте. В келье было достаточно светло, чтобы различить кувшин и свечу на столе. Рядом с табуретом лежали седельные сумки и блестели чёрным свежим дёгтем сапоги.

Андре поднялся, зажёг от лампады свечу. Проверил седельные сумки. Всё оказалось на месте. Взяв сюртук, он пошарил во внутреннем кармане. Там за подкладкой был спрятан огрызок карандаша.

Слава Господу, изобретение Жака Конте было цело. Перевернув одно из рекомендательных писем, Андре по памяти стал восстанавливать последнее послание отца.

– Что там было, в том стихотворении…- Андре, старательно прикусив кончик языка, выводил строку за строкой: