Не вскрывая письма отца Герарда, он с участием расспрашивал Жильбера о трудностях и опасностях дороги, о погоде в Швейцарии, о здоровье настоятеля отца Герарда. Отметив здоровый румянец на щеках Мерона, аббат обратил внимание на потрёпанную крестьянскую одежду, сильную линию плеч и выпуклые мышцы рук, распирающих ткань блузы.

– Вы ведь бывший военный, сын мой, - проницательно заметил он.
– Монастырская жизнь на свежем горном воздухе пошла Вам на пользу.

– А вот отец Герард говорил, что я сильно похудел.

– Его наблюдения подтверждают истину, что суровая монастырская жизнь идёт людям на пользу. В вас нет ни капли лишней плоти.

– Нет-нет, - аббат поторопился прервать Мерона, заметив в госте желание заговорить о делах.
– О суетном – не сейчас. Сегодня вам нужно отдохнуть, а завтра, когда я прочитаю это письмо, - он коснулся пальцами пакета с восковой печатью отца Герарда, - мы поговорим о цели Вашего прихода в нашу отмеченную покровительством Господа обитель. Отдохните, сын мой, отдохните. Несмотря на Ваш цветущий вид, во взгляде вашем я вижу беспокойство и усталость.

Аббат позвонил в колокольчик и попросил молодого монаха, ожидающего за дверью, проводить гостя в одну из келий. Проходя коридорами и лестницами, Мерон жадно заглядывал в каждое помещение, разыскивая глазами полки с книгами. Ему мерещился за каждой открытой дверью знаменитый скрипторий монастыря.

Как ни хотелось Мерону немедленно приступить к поискам, прерванным долгой дорогой, беспокойными короткими ночами в грязных постоялых дворах, он, едва коснувшись спиной чистой постели, быстро уснул.

Его разбудила птичья перепалка за окном. С высокого дерева две любопытные синицы заглядывали в келью. Они никак не могли решить, кому первой проникнуть внутрь и попробовать на вкус кусок хлеба. Ароматная свежеиспечённая булка, прикрытая чистой тряпицей, лежала на столе, источая тонкий запах хорошо пропечённого теста. Рядом стояла плошка с парным молоком. Когда и кто всё это принёс в келью - Мерон не слышал.

Собравшись с мыслями, он торопливо сунул руку под тюфяк и нащупал холщовую сумку. Все бумаги были на месте.

Жильбер встал, быстро умылся чистой холодной водой из кувшина, вылил грязную воду из глубокой напольной чаши за окно, съел хлеб, выпил молоко и покормил синиц. Затем подошёл к двери, но та оказалась закрытой снаружи на ключ. Мерон постучал, подождал немного, постучал громче кулаком. За дверью было тихо. Мерон пожал плечами, сел на тюфяк и стал ждать. Часы аббатства пробили восемь раз. Минут через десять послышались шаги, в замочной скважине провернулся ключ, и на пороге показался юный послушник.

– Настоятель ждёт тебя, - монашек отступил в коридор и поманил Мерона за собой.

Аббат поднялся навстречу гостю. В руках он держал тот самый, уже распечатанный пакет с рекомендательным письмом.

– Я решил не отказывать просьбе отца Герарда. Разве не долг монастырей открывать ищущим знаний двери кладовых мудрости и ларцы с тайнами мира? Разве не служение - указать пилигриму путеводную звезду на тропах, ведущих к истинам? Вынужден с горечью признать, что Вы, сын мой – первый мирянин за десять последних лет, жаждущий припасть к источнику, скрытому в этих стенах. Бесконечные войны за обретение власти над материальным, грабежи и насилие над утратившими надежду отвратили сердца с пути познания, перекрыли кровотоки поиска и жажды. Какова бы ни была цель ваших исследований - а я уверен, что она подкреплена благочестивыми намерениями - я открою вам архиварий. Достопочтимым отцом Герардом Вам даны самые лучшие рекомендации. Мне этого достаточно, – аббат разгладил ладонью письмо, слегка помятое после долгой дороги.

– Смотритель библиотеки уже получил все распоряжения, - Отец Флориан ободряюще улыбнулся Мерону и отпустил его движением руки.

Жильбер молча поклонился и последовал за монастырским служкой.

Такого богатства свидетельств эпохи становления христианства, данных о работе трибуналий и квесторий инквизиции, такого сокровища собраний ранневизантийских рукописей и свитков, списанных с эллинских и иудейских папирусов, Мерон не видел с самого детства, да и не увидит, наверное, никогда и нигде.

Он изучал списки из отчётов по обвинению катаров и тамплиеров в ереси, копии прокламаций и булл Святого престола по делу Николая Коперника [145] , указы пап по обвинению в богохульстве и самоуправстве короля Сицилии Фридриха II.

– Ага, вот это уже интересно, - Мерон стал сопоставлять даты прокламаций Ватикана и Амьена с вехами военных и дипломатических предприятий сицилийского короля.
– За что так папы не любили Штауфена?
– Жильбер принялся бегло просматривать пергаменты.