Никакой реакции, Наталия даже плечами не пожала.

— Ты могла бы принести что-нибудь для себя, или мы добавим к заказу макароны или сэндвичи. Я слышала, что у Луиджи просто великолепная еда!

— Нет, спасибо. — Взгляд Наталии метнулся к велосипеду, стоявшему у двери. — Джо дома?

— Да. Он переодевается. — При этих словах Лиз почувствовала, как заныл низ живота, и стало очень жарко — даже в мокрой одежде.

— Скажи ему, что я заменю его подушку.

Прежде чем Наталия скрылась в доме, Лиз поспешно сказала:

— Наталия, я серьезно…

— Веселитесь. Серьезно.

И впервые за все это время, что они были знакомы, не считая инцидентов со щенками, Наталия улыбнулась.

Они ужинали на крыльце, поставив два кресла-качалки напротив друг друга. Между ними расположился низкий столик, на котором стояли коробки с пиццей и ледяной чай. Разломив последнюю корочку на две части, Джо бросил по куску каждой собаке, закрыл обе коробки и поставил одну на другую.

— Обожаю пиццу, — произнесла Лиз.

— Это у тебя в крови, верно? — Когда девушка взглянула на него, Джо только дернул плечом. — Джош говорил, ты наполовину итальянка.

— По материнской линии. Я всегда думала, что было бы здорово отправиться в Италию и как следует отъесться.

— А ты готовишь итальянские блюда?

Ее улыбка была слабой и неуверенной — по крайней мере, такой она показалась Джо в сгущавшемся сумраке.

— А покупные макароны считаются?

— Нет.

— Тогда я не готовлю. — Прежде чем Джо успел возразить, она подняла палец, надеясь придать своим словам вес. Пальчик был стройным, ноготок — аккуратно подстриженным и отполированным. — Я умею. Просто не готовлю.

— А я умею и готовлю. Правда, по большей части кубинские блюда.

Девушка склонила голову набок, изучая собеседника. Имела ли она хоть малейшее представление о том, как сексуально и притягательно выглядит, задумался Джо.

— Светлые волосы и голубые глаза. Знаешь, ты как-то не очень вписываешься в мои представления о кубинцах.

— В жилах моего отца не течет кровь «латинос», но зато его приемные родители были с Кубы.

— Я этого не знала.

— Откуда тебе знать? Джош никогда не был поклонником семейных традиций или семьи, или вообще чего бы то ни было, кроме себя.

— И все же его любят.

Обманчивое чувство легкости и спокойствия испарилось, и все мускулы в теле мужчины напряглись. Отдаленно удивившись тому, что способен разомкнуть челюсти и заговорить, он отрывисто спросил:

— А ты?

Лиз быстро посмотрела на Джо, и ее глаза удивленно расширились.

— Я?! Люблю Джоша?!

— Ты долго с ним была. — В его голосе отчетливо прозвучали обвиняющие нотки, но Джо ничего не смог с собой поделать. — Ты же должна была чувствовать что-то, я не знаю… Серьезное. Значительное.

— Все было… сложно. Запутанно.

Его смешок был коротким и жестким.

— Если дело касается Джоша, все становится сложным и запутанным.

Ее собственный смех был полон сожаления.

— С тобой тоже непросто.

— Разумеется. Что видишь, то и получаешь.

У Лиз было такое выражение лица, словно ей хотелось получить кое-что прямо сейчас. Вот и отлично. Если бы только ему хотелось отдельных неприличных вещей, если бы он один словно горел в огне каждый раз, когда они оказываются рядом или касаются друг друга, несправедливость жизни проявилась бы во всей красе.

Элизабет подскочила к краю крыльца, навострив уши. Крылья ее носа затрепетали. Через мгновение к ней присоединился Медвежонок, фыркнув, напряженно глядя в сгущающиеся тени. Лиз наблюдала за собаками с легкой улыбкой.

— Скажи-ка, у тебя что, пропала подушка?

— Ага. С постели. Лучшая из всех, на которых мне доводилось спать. Полагаю, это дело зубов Элизабет. Знаешь, у нее в глазах появляется вызывающее выражение, если она что-то натворила. Наверное, почуяла на подушке мой запах и решила ее стащить и уничтожить.

— Наталия обещала ее заменить…

— Нет, я спрошу маму, где она ее купила… — Джо резко замолчал. Ему не хотелось обсуждать с Лиз свою семью — он не мог доверять ей.

После долгой паузы девушка произнесла:

— Я не люблю его.

Джо затопило чувство облегчения, напряжение сразу же покинуло мышцы. Оно успело стать таким знакомым, что Джо заметил этот камень только тогда, когда он упал с его плеч. Мужчина говорил себе, что ему все равно, не имеет никакого значения, была ли Лиз до сих пор влюблена в Джоша или нет, но, в отличие от своего брата, Джо врать не умел. Ему не было все равно.