Но заговорить с попутчиками Дима так и не решился. Держались они вместе, и была в них прочность ядреного березового кряжа. Чужой, праздный интерес в такой кряж не вобьешь как клин. Нужно было что-то другое для того, чтобы расположить их к себе, заинтересовать..! Но что — Дима не знал. Во всяком случае, не запас старых анекдотов, которыми он развлекал компанию у Лео.

…Дима последним вышел из автобуса на скованную заморозком улицу. В небе ярко мерцали уже по-зимнему далекие и чистые звезды. Идти к Леопольду Казимировичу не хотелось, но ноги словно бы сами повели его к знакомой двери.

Дом этот стоял в центре, но увидеть его можно было только войдя под арку другого, нового дома. Там на широком четырехугольнике двора, прятались от времени сараюшки с проволочными клетками голубятен на крышах. И среди всего этого — двухэтажный деревянный дом в виде подковы. Первая гостиница города, давно уже заселенная постоянными жильцами.

Из комнаты Леопольда Казимировича доносилось пение: высокие женские голоса исполняли оперную арию, но в современном джазовом ритме.

— Прошу! — отозвался на стук хозяин. Дима еще за дверью понял: там гости, компания.

В комнате на тахте сидела девушка. Легкие и светлые волосы и голубые глаза с черными дышащими зрачками. В тонких и длинных пальцах бокал с шампанским. Не торопясь протянула руку:

— Нина.

— Дмитрий.

— А где же наша «рыжекудрая Эос»? — спросил Леопольд Казимирович, меняя пластинку на проигрывателе. Голос оставался равнодушно вежливым, но зеленоватые глаза на миг по-кошачьи вспыхнули.

— Она сегодня не придет. Да и вообще — зачем она здесь? Что она понимает! — с сердцем ответил Дима, кляня в душе хозяина за неуместный вопрос.

— Воспитывать надо — поймет. Просто наши условия, быт… ах, да что там говорить. Все и без слов ясно. Да… Я и забыл о поручении. Был там?

Был. Только зря промотался туда и обратно. Уехал ваш знакомый. И никто не знает — куда. Устал как черт, пока лазил по этим проклятым задворкам, да там еще и столовая…

— Уехал? Странно. — Леопольд Казимирович будто и не слышал, что еще говорит Дима. На лице его мелькнуло выражение скрытой тревоги. Впрочем, он скоро справился с собой.

Леопольд Казимирович изо всех сил старался сделать свою комнату похожей на квартиру: занавески из стеклярусных нитей отгораживали «кухню», старинная японская ширма — «спальню», все остальное занимала «гостиная», состоявшая из тахты, крошечного столика и книжного стеллажа во всю стену. Книги на нем стояли плотно и нерушимо, как в хранилище. С люстры дразнился красным языком мохнатый чертик.

Дима присел на краешек тахты, Нина сейчас же встала с рассеянной улыбкой:

— Придется мне исполнить роль хозяйки, — и она пошла на «кухню». .

— Нет, кроме шуток, отчего не пришла Зина? Ей неприятно мое общество? — настойчиво допытывался хозяин.

Дима рассердился. Ему показалось, что всеведущий Лео каким-то образом уже знает о его ссоре с Зиной и хочет просто поиздеваться над ним: «Слюнтяй, с женщиной не мог справиться!» Такие разговоры уже велись прежде, и Дима не раз хвастался, что в их отношениях все решает он сам. Вот и Нина, наверное, иронически улыбается там, в углу, за почти условной занавеской. Он вскочил:

— Я… мне нельзя задерживаться сегодня… меня ждут!

— Дима, куда же ты? А я-то возилась с этими проклятыми тартинками, думала, угощу человека, — обиженно проговорила Нина.

— Да… конечно… только я… — Дима махнул рукой и сел на прежнее место, ругая себя за ненужную мнительность. Все-то ему показалось. И о Зине его спросили просто так — мало ли почему?

Нина внесла и поставила на столик расписное блюдо, на котором лежали ломтики хлеба, причудливо украшенные рыбой, икрой и кольцами лука.

«И не еда, а красиво, — подивился про себя Дима, — ах как эти люди умеют жить!»

— За тебя, Димочка! Можно так — запросто? Ведь ты хороший мальчик, верно? — Нина чуть дотронулась своим бокалом до рюмки, в которую Леопольд Казимирович налил густой коричневый ликер собственного изготовления.

Дима выпил и чуть не задохнулся от крепости, но справился, и стало легче. Он словно шагнул через трудный порог: теперь его уже ничто не смущало и не мучило.

— Походим? — предложил он Нине, и нежные руки покорно легли ему на плечи, а душистые волосы коснулись щеки.

— Ниночка, ты забыла о своей роли, мы кофе хотим, — напомнил хозяин.

Она мгновенно погасила улыбку и деловито высвободилась из Диминых настойчивых рук. Как и не было ничего. И опять сквозь первый одуряющий хмель прошла язвительная мысль: лишний. Но Леопольд Казимирович уже протянул новую рюмку:

— Учитесь пить, молодой человек, это первый завет колымчан.

Дима выпил и сразу понял, что зря: комната и все, что в ней, поплыло кругом, словно его посадили на карусель…

Очнулся от холода. Он сидел на скамейке, а рядом стояла женщина, мерцая огоньком папиросы.